Неточные совпадения
Верочка начала выгружать
весь запас собранных ею наблюдений, постоянно путаясь, повторяла одно и
то же несколько раз. Надежда Васильевна с безмолвным сожалением смотрела на эту горячую сцену и не знала, что ей делать и куда деваться.
— Мне что… мне
все равно, — с гонором говорил Игорь, отступая в дверях. — Для вас
же хлопочу… Вы и
то мне два раза каблуком в скулу угадали. Вот и знак-с…
—
Все в
том же положении, Василий Назарыч.
Когда Надежда Васильевна улыбалась, у нее на широком белом лбу всплывала над левой бровью такая
же морщинка, как у Василья Назарыча. Привалов заметил эту улыбку, а также едва заметный жест левым плечом, — тоже отцовская привычка. Вообще было заметно сразу, что Надежда Васильевна ближе стояла к отцу, чем к матери. В ней до мельчайших подробностей отпечатлелись
все те характерные особенности бахаревского типа, который старый Лука подводил под одно слово: «прерода».
— Когда я получил телеграмму о смерти Холостова, сейчас
же отправился в министерство навести справки. У меня там есть несколько знакомых чиновников, которые и рассказали
все,
то есть, что решение по делу Холостова было получено как раз в
то время, когда Холостов лежал на столе, и что министерство перевело его долг на заводы.
Мы уже сказали, что у Гуляева была
всего одна дочь Варвара, которую он любил и не любил в одно и
то же время, потому что это была дочь, тогда как упрямому старику нужен был сын.
Богатая и вышла за богатого, — в эту роковую формулу укладывались
все незамысловатые требования и соображения
того времени, точно так
же, как и нашего.
— Конечно, только пока… — подтверждала Хиония Алексеевна. — Ведь не будет
же в самом деле Привалов жить в моей лачуге… Вы знаете, Марья Степановна, как я предана вам, и если хлопочу,
то не для своей пользы, а для Nadine. Это такая девушка, такая… Вы не знаете ей цены, Марья Степановна! Да… Притом, знаете, за Приваловым
все будут ухаживать, будут его ловить… Возьмите Зосю Ляховскую, Анну Павловну, Лизу Веревкину — ведь
все невесты!.. Конечно,
всем им далеко до Nadine, но ведь чем враг не шутит.
В самых глупостях, которые говорил Nicolas Веревкин с совершенно серьезным лицом, было что-то особенное: скажи
то же самое другой, — было бы смешно и глупо, а у Nicolas Веревкина
все сходило с рук за чистую монету.
— А что, Сергей Александрыч, — проговорил Бахарев, хлопая Привалова по плечу, — вот ты теперь третью неделю живешь в Узле, поосмотрелся? Интересно знать, что ты надумал… а? Ведь твое дело молодое, не
то что наше, стариковское: на
все четыре стороны скатертью дорога. Ведь не сидеть
же такому молодцу сложа руки…
Как только совершилось это знаменательное событие,
то есть как только Гертруда Шпигель сделалась madame Коробьин-Унковской, тотчас
же все рижские сестрицы с необыкновенной быстротой пошли в ход,
то есть были выданы замуж за разную чиновную мелюзгу.
От нечего делать он рассматривал красивую ореховую мебель, мраморные вазы, красивые драпировки на дверях и окнах, пестрый ковер, лежавший у дивана, концертную рояль у стены, картины, —
все было необыкновенно изящно и подобрано с большим вкусом; каждая вещь была поставлена так, что рекомендовала сама себя с самой лучшей стороны и еще служила в
то же время необходимым фоном, объяснением и дополнением других вещей.
— Не укушу, Агриппина Филипьевна, матушка, — хриплым голосом заговорил седой, толстый, как бочка, старик, хлопая Агриппину Филипьевну
все с
той же фамильярностью по плечу. Одет он был в бархатную поддевку и ситцевую рубашку-косоворотку; суконные шаровары были заправлены в сапоги с голенищами бутылкой. — Ох, уморился, отцы! — проговорил он, взмахивая короткой толстой рукой с отекшими красными пальцами, смотревшими врозь.
Когда дверь затворилась за Приваловым и Nicolas, в гостиной Агриппины Филипьевны несколько секунд стояло гробовое молчание.
Все думали об одном и
том же — о приваловских миллионах, которые сейчас вот были здесь, сидели вот на этом самом кресле, пили кофе из этого стакана, и теперь ничего не осталось… Дядюшка, вытянув шею, внимательно осмотрел кресло, на котором сидел Привалов, и даже пощупал сиденье, точно на нем могли остаться следы приваловских миллионов.
Иван Яковлич ничего не отвечал, а только посмотрел на дверь, в которую вышел Привалов «Эх, хоть бы частичку такого капитала получить в наследство, — скромно подумал этот благочестивый человек, но сейчас
же опомнился и мысленно прибавил: — Нет, уж лучше так,
все равно отобрали бы хористки, да арфистки, да Марья Митревна, да
та рыженькая… Ах, черт ее возьми, эту рыженькую… Препикантная штучка!..»
Из-за этого и дело затянулось, но Nicolas может устроить на свой страх
то, чего не хочет Привалов, и тогда
все ваше дело пропало, так что вам необходим в Петербурге именно такой человек, который не только следил бы за каждым шагом Nicolas, но и парализовал бы
все его начинания, и в
то же время устроил бы конкурс…
Сергей Александрович, обратите внимание: сегодня я спущу Илье, а завтра будут делать
то же другие кучера, —
все и потащат, кто и что успеет схватить.
—
Все это не
то… нет, не
то! Ты бы вот на заводы-то сам съездил поскорее, а поверенного в Мохов послал, пусть в дворянской опеке наведет справки…
Все же лучше будет…
— Ах, mon ange, mon ange… Я так соскучилась о вас! Вы себе представить не можете… Давно рвалась к вам, да
все проклятые дела задерживали: о
том позаботься, о другом, о третьем!.. Просто голова кругом… А где мамаша? Молится? Верочка, что
же это вы так изменились? Уж не хвораете ли, mon ange?..
Привалов действительно в это время успел познакомиться с прасолом Нагибиным, которого ему рекомендовал Василий Назарыч. С ним Привалов по первопутку исколесил почти
все Зауралье, пока не остановился на деревне Гарчиках, где заарендовал место под мельницу, и сейчас
же приступил к ее постройке,
то есть сначала принялся за подготовку необходимых материалов, наем рабочих и т. д. Время незаметно катилось в этой суете, точно Привалов хотел себя вознаградить самой усиленной работой за полгода бездействия.
Стоит только отменить правительству тариф на привозные металлы, оградить казенные леса от расхищения заводчиками, обложить их производительность в
той же мере, как обложен труд всякого мужика, — и
все погибнет сразу.
— О! пани Марина, кто
же не знает, что вы первая красавица… во
всей Польше первая!.. Да… И лучше
всех танцевали мазурочки, и одевались лучше
всех, и
все любили пани Марину без ума. Пани Марина сердится на меня, а я маленький человек и делал только
то, чего хотел пан Игнатий.
— А сознайтесь, ведь вы никогда даже не подозревали, что я могу задумываться над чем-нибудь серьезно… Да? Вы видели только, как я дурачилась, а не замечали
тех причин, которые заставляли меня дурачиться… Так узнайте
же, что мне
все это надоело,
все!..
Вся эта мишура, ложь, пустота давят меня…
Красноречиво и горячо Ляховский развил мысль о ничтожности человеческого существования, коснулся слегка загробной жизни и грядущей ответственности за
все свои дела и помышления и с
той же легкостью перешел к настоящему,
то есть к процессу, которым грозил теперь опеке Веревкин.
— Нет, слушай дальше… Предположим, что случилось
то же с дочерью. Что теперь происходит?.. Сыну родители простят даже в
том случае, если он не женится на матери своего ребенка, а просто выбросит ей какое-нибудь обеспечение. Совсем другое дело дочь с ее ребенком… На нее обрушивается
все: гнев семьи, презрение общества.
То, что для сына является только неприятностью, для дочери вечный позор… Разве это справедливо?
— Если человек, которому я отдала
все, хороший человек,
то он и так будет любить меня всегда… Если он дурной человек, — мне
же лучше: я всегда могу уйти от него, и моих детей никто не смеет отнять от меня!.. Я не хочу лжи, папа… Мне будет тяжело первое время, но потом
все это пройдет. Мы будем жить хорошо, папа… честно жить. Ты увидишь
все и простишь меня.
— Отчего
же вам не работать в
том же направлении, но совершенно самостоятельно?
Все средства в ваших руках.
Помните
того французского адвоката, который в каждом процессе спрашивал: «Где женщина?» Ведь это великая истина, которая так
же справедлива, как
то, что мы
все родимся от женщины.
Доктор был
того же мнения;
все то, что было неприятного и резкого в Зосе-девушке, должно исчезнуть в Зосе-женщине.
Между
тем этот
же Ляховский
весь точно встряхивался, когда дело касалось новой фирмы «А.Б.Пуцилло-Маляхинский»; в нем загоралась прежняя энергия, и он напрягал последние силы, чтобы сломить своего врага во что бы
то ни стало.
Теперь для него было ясно
все, до последнего штриха; его женитьбу на Зосе устроил не кто другой, как
тот же Половодов.
Оно кажется с первого разу, что
все ярмарки похожи одна на другую, как две капли воды: Ирбит —
та же матушка Нижегородская, только посыпанная сверху снежком, а выходит
то, да не
то.
Ввиду
всех этих данных Надежда Васильевна и не дала доктору сейчас
же решительного ответа, когда он предложил ей ехать в Гарчики. Ее что-то удерживало от этой поездки, точно она боялась сближения с Приваловым там, на мельнице, где он, собственно, бывал реже, чем в городе. Но доктор настаивал на своем предложении, и Надежда Васильевна наконец нашла
то, что ее смущало.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в
то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из
того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек
все несет наружу: что на сердце,
то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Те же и Осип.
Все бегут к нему навстречу, кивая пальцами.
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего
же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите
же оттуда —
все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до
тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
Хлестаков. Ну, нет, вы напрасно, однако
же…
Все зависит от
той стороны, с которой кто смотрит на вещь. Если, например, забастуешь тогда, как нужно гнуть от трех углов… ну, тогда конечно… Нет, не говорите, иногда очень заманчиво поиграть.