Неточные совпадения
Заплатин
был рассудительный человек и сразу сообразил, что
дело не в репутации, а в том, что сто восемьдесят рублей его жалованья сами по себе ничего не обещают в будущем, а плюс три тысячи представляют нечто очень существенное.
Это, конечно,
были только условные фразы, которые имели целью придать вес Виктору Николаичу, не больше того. Советов никаких не происходило, кроме легкой супружеской перебранки с похмелья или к ненастной погоде. Виктор Николаич и не желал вмешиваться в
дела своей жены.
Привалов шел за Василием Назарычем через целый ряд небольших комнат, убранных согласно указаниям моды последних
дней. Дорогая мягкая мебель, ковры, бронза, шелковые драпировки на окнах и дверях — все дышало роскошью, которая невольно бросалась в глаза после скромной обстановки кабинета. В небольшой голубой гостиной стояла новенькая рояль Беккера; это
было новинкой для Привалова, и он с любопытством взглянул на кучку нот, лежавших на пюпитре.
Всего несколько
дней назад Хионии Алексеевне представлялся удобный случай к этому, но она не могла им воспользоваться, потому что тут
была замешана его сестра, Анна Павловна; а Анна Павловна, девушка хотя и не первой молодости и считает себя передовой, но… и т. д. и т. д.
— Когда я получил телеграмму о смерти Холостова, сейчас же отправился в министерство навести справки. У меня там
есть несколько знакомых чиновников, которые и рассказали все, то
есть, что решение по
делу Холостова
было получено как раз в то время, когда Холостов лежал на столе, и что министерство перевело его долг на заводы.
Я еще понимаю, что
дело о Холостове затянули на десять лет и вытащили решение в тот момент, когда Холостова уже нельзя
было никуда сослать, кроме царствия небесного…
— Взять теперешних ваших опекунов: Ляховский — тот давно присосался, но поймать его ужасно трудно; Половодов еще только присматривается, нельзя ли сорвать свою долю. Когда я
был опекуном, я из кожи лез, чтобы, по крайней мере, привести все в ясность; из-за этого и с Ляховским рассорился, и опеку оставил, а на мое место вдруг назначают Половодова. Если бы я знал… Мне хотелось припугнуть Ляховского, а тут вышла вон какая история. Кто бы этого мог ожидать? Погорячился, все
дело испортил.
— Мама, какая ты странная, — вступилась Надежда Васильевна. — Все равно мы с тобой не поймем, если Сергей Александрыч
будет рассказывать нам о своих
делах по заводам.
Вечером этого многознаменательного
дня в кабинете Василья Назарыча происходила такая сцена. Сам старик полулежал на свеем диване и
был бледнее обыкновенного. На низенькой деревянной скамеечке, на которую Бахарев обыкновенно ставил свою больную ногу, теперь сидела Надежда Васильевна с разгоревшимся лицом и с блестящими глазами.
— Да начать хоть с Хины, папа. Ну, скажи, пожалуйста, какое ей
дело до меня? А между тем она является с своими двусмысленными улыбками к нам в дом, шепчет мне глупости, выворачивает глаза то на меня, то на Привалова. И положение Привалова
было самое глупое, и мое тоже не лучше.
— Нет, постой. Это еще только одна половина мысли. Представь себе, что никакого миллионера Привалова никогда не существовало на свете, а существует миллионер Сидоров, который является к нам в дом и в котором я открываю существо, обремененное всеми человеческими достоинствами, а потом начинаю думать: «А ведь не дурно
быть madame Сидоровой!» Отсюда можно вывести только такое заключение, что
дело совсем не в том, кто явится к нам в дом, а в том, что я невеста и в качестве таковой должна кончить замужеством.
Шестилетний мальчик не понимал, конечно, значения этих странных слов и смотрел на деда с широко раскрытым ртом.
Дело в том, что, несмотря на свои миллионы, Гуляев считал себя глубоко несчастным человеком: у него не
было сыновей,
была только одна дочь Варвара, выданная за Привалова.
Бахарев
был в тайге, когда получил с нарочным коротенькую записку Гуляева: «Вася, приезжай похоронить меня…»
Дело было летнее.
Это печальное время совпало как раз с открытием богатейших золотоносных россыпей в глубине Саянских гор, что
было уже
делом Бахарева, который теперь вел
дело в компании с Приваловым.
Разведки в Саянских горах живо унесли у него последние сбережения, и он принужден
был принять к себе в компанию Привалова, то
есть вести
дело уже на приваловские капиталы.
Но здесь Бахареву
было уже значительно легче выиграть
дело, потому что в лице сыновей он имел известный прецедент и некоторую помощь.
Дело в том, что Константин Бахарев
был упрям не менее отца, а известно, что двум медведям плохо жить в одной берлоге.
Для этой гигантской работы застоявшейся провинциальной мысли и не знавшей удержу фантазии достаточно
было всего нескольких
дней, пока Привалов отдыхал от дороги в «Золотом якоре».
Налицо уже
было два очень красноречивых факта: во-первых, Привалов остановился в рублевом номере, во-вторых, он сделал первый визит Бахаревым на другой же
день.
Хиония Алексеевна в эти немногие
дни не только не имела времени посетить свою приятельницу, но даже потеряла всякое представление о переменах
дня и ночи. У нее
был полон рот самых необходимых хлопот, потому что нужно
было приготовить квартиру для Привалова в ее маленьком домике. Согласитесь, что это
была самая трудная и сложная задача, какую только приходилось когда-нибудь решать Хионии Алексеевне. Но прежде мы должны сказать, каким образом все это случилось.
Хиония Алексеевна повела
дело с дьявольской ловкостью, потому что ей нужно
было подготовить Марью Степановну, которая отличалась большим умом и еще большим упрямством.
— Конечно, только пока… — подтверждала Хиония Алексеевна. — Ведь не
будет же в самом
деле Привалов жить в моей лачуге… Вы знаете, Марья Степановна, как я предана вам, и если хлопочу, то не для своей пользы, а для Nadine. Это такая девушка, такая… Вы не знаете ей цены, Марья Степановна! Да… Притом, знаете, за Приваловым все
будут ухаживать,
будут его ловить… Возьмите Зосю Ляховскую, Анну Павловну, Лизу Веревкину — ведь все невесты!.. Конечно, всем им далеко до Nadine, но ведь чем враг не шутит.
Марья Степановна решилась переговорить с дочерью и выведать от нее, не
было ли у них чего. Раз она заметила, что они о чем-то так долго разговаривали; Марья Степановна нарочно убралась в свою комнату и сказала, что у нее голова болит: она не хотела мешать «божьему
делу», как она называла брак. Но когда она заговорила с дочерью о Привалове, та только засмеялась, странно так засмеялась.
— Надя, мать — старинного покроя женщина, и над ней смеяться грешно. Я тебя ни в чем не стесняю и выдавать силой замуж не
буду, только мать все-таки
дело говорит: прежде отцы да матери устраивали детей, а нынче нужно самим о своей голове заботиться. Я только могу тебе советовать как твой друг. Где у нас женихи-то в Узле? Два инженера повертятся да какой-нибудь иркутский купец, а Привалов совсем другое
дело…
— Гм… Видите ли, Сергей Александрыч, я приехал к вам, собственно, по
делу, — начал Веревкин, не спуская глаз с Привалова. — Но прежде позвольте один вопрос… У вас не заходила речь обо мне, то
есть старик Бахарев ничего вам не говорил о моей особе?
— Гм… — промычал Веревкин и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. —
Дело вот в чем, Сергей Александрыч… Я
буду говорить с вами как старый университетский товарищ. Гм… Одним словом, вы, вероятно, уже заметили, что я порядочно опустился…
Жена — совсем другое
дело; он хотел ее видеть такою, какою она
была.
— Я не понимаю, какая цель могла
быть в таком случае у Ляховского? Nicolas говорил, что в интересе опекунов иметь Тита Привалова налицо, иначе последует
раздел наследства, и конец опеке.
— А я
было зашел к тебе, Nicolas, по одному
делу…
А ведь согласитесь, Сергей Александрыч, в славянофильстве, за вычетом неизбежных увлечений и крайностей в каждом новом
деле,
есть, несомненно, хорошие стороны, известный саморост, зиждительная сила народного самосознания…
—
Дело не в персоне, а в том… да вот лучше спроси Александра Павлыча, — прибавила Антонида Ивановна. — Он, может
быть, и откроет тебе секрет, как понравиться mademoiselle Sophie.
— Как хотите, Сергей Александрыч. Впрочем, мы успеем вдоволь натолковаться об опеке у Ляховского. Ну-с, как вы нашли Василья Назарыча? Очень умный старик. Я его глубоко уважаю, хотя тогда по этой опеке у нас вышло маленькое недоразумение, и он, кажется, считает меня причиной своего удаления из числа опекунов. Надеюсь, что, когда вы хорошенько познакомитесь с ходом
дела, вы разубедите упрямого старика. Мне самому это сделать
было неловко… Знаете, как-то неудобно навязываться с своими объяснениями.
— Очень хорошо, очень хорошо, — невозмутимо продолжал дядюшка. — Прежде всего, конечно, важно выяснить взаимные отношения, чтобы после не
было ненужных недоразумений. Да, это очень важно. Ваша откровенность делает вам честь… А если я вам, Александр Павлыч, шаг за шагом расскажу, как мы сначала устраним от
дел Ляховского, затем поставим вас во главе всего предприятия и, наконец, дадим этому Привалову как раз столько, сколько захотим, — тогда вы мне поверите?
— О, это прекрасно, очень прекрасно, и, пожалуйста, обратите на это особенное внимание… Как все великие открытия, все
дело очень просто, просто даже до смешного: старший Привалов выдает на крупную сумму векселей, а затем объявляет себя несостоятельным. Опекунов побоку, назначается конкурс, а главным доверенным от конкурса являетесь вы… Тогда все наследники делаются пешками, и во всем вы
будете зависеть от одной дворянской опеки.
— Может
быть,
буду и золотым, если вы это время сумеете удержать Привалова именно здесь, на Урале. А это очень важно, особенно когда старший Привалов объявит себя несостоятельным. Все
дело можно
будет испортить, если упустить Привалова.
— Это уж ваше
дело, Александр Павлыч: я
буду свое делать, вы — свое.
— И отлично! Теперь вам остается только действовать, и я
буду надеяться на вашу опытность. Вы ведь пользуетесь успехом у женщин и умеете с ними
дела водить, ну вам и книги в руки. Я слышал мельком, что поминали Бахареву, потом дочь Ляховского…
Право, она
была красива сегодня, и в голове Половодова мелькнула собственная счастливая мысль: чего искать необходимую для
дела женщину, когда она стоит перед ним?..
После своего визита к Половодову Привалов хотел через
день отправиться к Ляховскому. Не побывав у опекунов, ему неловко
было ехать в Шатровские заводы, куда теперь его тянуло с особенной силой, потому что Надежда Васильевна уехала туда. Эта последняя причина служила для Привалова главной побудительной силой развязаться поскорее с неприятным визитом в старое приваловское гнездо.
— Ну, брат, не ври, меня не проведешь, боишься родителя-то? А я тебе скажу, что совершенно напрасно. Мне все равно, какие у вас там
дела, а только старик даже рад
будет. Ей-богу… Мы прямо на маменькину половину пройдем. Ну, так едешь, что ли? Я на своей лошади за тобой приехал.
— В том-то и
дело, что Костя доказывает совершенно противное, то
есть что если обставить приисковых рабочих настоящим образом, тогда лучшие прииски
будут давать предпринимателям одни убытки. Они поспорили горячо, и Костя высказался очень резко относительно происхождения громадных богатств, нажитых золотом. Тут досталось и вашим предкам отчасти, а отец принял все на свой счет и ужасно рассердился на Костю.
А вот другое
дело, когда мы
будем рассматривать нашу частную жизнь, наше миросозерцание, наши нравственные понятия, стремления и желания…
— Нет, это пустяки. Я совсем не умею играть… Вот садитесь сюда, — указала она кресло рядом с своим. — Рассказывайте, как проводите время. Ах да, я третьего
дня, кажется, встретила вас на улице, а вы сделали вид, что не узнали меня, и даже отвернулись в другую сторону. Если вы
будете оправдываться близорукостью, это
будет грешно с вашей стороны.
— Вот здесь
была целая сотня… Отличные сигары от Фейка. Это Веревкин выкурил!.. Да, он по две сигары выкуривает зараз, — проговорил Ляховский и, повернув коробку вверх
дном, печально прибавил: — Теперь ни одной не осталось…
— Вы все сговорились пустить меня по миру! — неестественно тонким голосом выкрикивал Ляховский. — Ведь у тебя третьего
дня была новая метла! Я своими глазами видел…
Была,
была,
была,
была!..
Из предыдущих занятий он вынес самое смутное представление о действительном положении
дел, да и трудно
было разобраться в этой массе материала.
— Отчего же не теперь? Может
быть, у вас
дела?
— Я не
буду говорить о себе, а скажу только о вас. Игнатий Львович зарывается с каждым
днем все больше и больше. Я не скажу, чтобы его курсы пошатнулись от того
дела, которое начинает Привалов; но представьте себе: в одно прекрасное утро Игнатий Львович серьезно заболел, и вы… Он сам не может знать хорошенько собственные
дела, и в случае серьезного замешательства все состояние может уплыть, как вода через прорванную плотину. Обыкновенная участь таких людей…
— Вам-то какое горе? Если я
буду нищей, у вас явится больше одной надеждой на успех… Но будемте говорить серьезно: мне надоели эти ваши «
дела». Конечно, не дурно
быть богатым, но только не рабом своего богатства…