Он до того разлюбезничался, что рассказал мне все свои семейные дела, даже семилетнюю
болезнь жены. После завтрака он с гордым удовольствием взял с вазы, стоявшей на столе, письмо и дал мне прочесть «стихотворение» его сына, удостоенное публичного чтения на экзамене в кадетском корпусе. Одолжив меня такими знаками несомненного доверия, он ловко перешел к вопросу, косвенно поставленному, о моем деле. На этот раз я долею удовлетворил городничего.
Сам он почти каждый год два — три месяца жил в Петербурге, а года два назад ездил даже, по случаю
болезни жены, со всем семейством за границу, на воды и провел там все лето.
А тут еще
болезнь жены, безденежье, вечная грызня, сплетни, лишние разговоры, глупый Боркин…
Потеря ожидаемого ребенка,
болезнь жены, связанное с этим расстройство жизни и, главное, присутствие тещи, приехавшей тотчас же, как заболела Лиза, — всё это сделало для Евгения год этот еще более тяжелым.
Потом жандарм говорил о близости осеннего перелёта птиц, о войне и
болезни жены, о том, что за женою теперь ухаживает его сестра.
Неточные совпадения
Алексей Александрович решил, что поедет в Петербург и увидит
жену. Если ее
болезнь есть обман, то он промолчит и уедет. Если она действительно больна при смерти и желает его видеть пред смертью, то он простит ее, если застанет в живых, и отдаст последний долг, если приедет слишком поздно.
— А! — сказала она, как бы удивленная. — Я очень рада, что вы дома. Вы никуда не показываетесь, и я не видала вас со времени
болезни Анны. Я всё слышала — ваши заботы. Да, вы удивительный муж! — сказала она с значительным и ласковым видом, как бы жалуя его орденом великодушия за его поступок с
женой.
Вера сообщала, бывало, своей подруге мелочной календарь вседневной своей жизни, событий, ощущений, впечатлений, даже чувств, доверила и о своих отношениях к Марку, но скрыла от нее катастрофу, сказав только, что все кончено, что они разошлись навсегда — и только.
Жена священника не знала истории обрыва до конца и приписала
болезнь Веры отчаянию разлуки.
— Да нужно ли? — воскликнул, — да надо ли? Ведь никто осужден не был, никого в каторгу из-за меня не сослали, слуга от
болезни помер. А за кровь пролиянную я мучениями был наказан. Да и не поверят мне вовсе, никаким доказательствам моим не поверят. Надо ли объявлять, надо ли? За кровь пролитую я всю жизнь готов еще мучиться, только чтобы
жену и детей не поразить. Будет ли справедливо их погубить с собою? Не ошибаемся ли мы? Где тут правда? Да и познают ли правду эту люди, оценят ли, почтут ли ее?
Но Вера Павловна была неотступна, и он написал записку Кирсанову, говорил в ней, что
болезнь пустая и что он просит его только в угождение
жене.