Неточные совпадения
Голубиная кротость
брата Павлина очень понравилась Половецкому, и даже его некрасивое лицо
казалось ему теперь красивым.
— Радость-то, радость-то какая… — шептал
брат Павлин, ускоряя шаг. — Это
брат Герасим звонит. Он у нас один это понимает.
Кажется, чего проще ударить в колокол, а выходит то, да не то…
Брат Герасим не совсем в уме, а звонить никто лучше его не умеет.
Они вошли в ворота на поросший травой монастырский двор. Из открытых дверей маленькой церковки доносилось пение. Кончалась заутреня.
Брат Павлин как-то весь съежился и
показался Половецкому ниже ростом.
После его отъезда
брат Ираклий снова
показался и с удвоенной энергией начал опять преследовать Половецкого.
На озере поднимался шум разгулявшейся волны. Это делал первые пробы осенний ветер. Глухо шелестели прибережные камыши, точно они роптали на близившугося осеннюю невзгоду. Прибережный ивняк гнулся и трепетал каждым своим листочком. Пламя от костра то поднималось, то падало, рассыпая снопы искр. Дым густой пеленой расстилался к невидимому берегу.
Брат Ираклий по-прежнему сидел около огня и грел руки, морщась от дыма. Он
показался Половецкому таким худеньким и жалким, как зажаренный цыпленок.
Между прочим, одно пустое обстоятельство привлекло Половецкого к
брату Ираклию, именно, будущий инок с какой-то болезненной страстностью любил цветы, и все обительские цветы были вырощены им. Половецкому почему-то
казалось, что такой любитель цветов непременно должен быть хорошим человеком.
В течение дня Половецкий несколько раз встречал Егорушку в обществе
брата Ираклия, и Половецкому
казалось, что солдат к вечеру был уже с порядочной мухой. У них были какие то тайные дела.
Когда Теплоуховы уехали, и их комната в странноприимнице освободилась, Половецкий опять хотел ее занять. Он отыскал свою котомку, спрятанную под лавкой, за сундучком
брата Павлина. Котомка
показалась ему подозрительно тяжелой. Он быстро ее распаковал и обомлел: куклы не было, а вместо неё положено было полено. Свидетелем этой немой сцены опять был
брат Павлин, помогавший Половецкому переезжать на старую квартиру. Для обоих было ясно, как день, что всю эту каверзу устроил
брат Ираклий.
А Половецкий стоял бледный, с искаженным от бешенства лицом и смотрел на него дикими, ничего невидевшими глазами. В этот момент дверь осторожно приотворилась, и
показалась голова
брата Ираклия. Половецкий, как дикий зверь, одним прыжком бросился к нему, схватил его за тонкую шею, втащил в комнату и, задыхаясь, заговорил...
Вернувшись в обитель с своей куклой, Половецкий целых три дня не
показывался из своей комнаты.
Брат Павлин приходил по нескольку раз в день, но дверь была заперта, и из-за неё слышались только тяжелые шаги добровольного узника.
Он сед на лавку и долго наблюдал за работой
брата Павлина. Потом поднялся и, молча простившись, ушел.
Брату Павлину
казалось, что он хотел что-то ему сказать и не мог разговориться.
— Да, так было все,
брат Ираклий… Прибавьте к этому молодость, круг веселых товарищей по полку, бесконечные удовольствия… Жизнь катилась совершенно незаметно, как у всех богатых людей. Моя жена очень красивая женщина, как она мне
казалась до женитьбы и как уверяли потом другие мужчины, но дома красивой женщины нет, потому что и красота приедается. Но мы сохранили дружеские чувства… Это много значит.
— Почему? — повторил он вопрос
брата Ираклия. — Я и сам хорошенько не знаю, но мне хочется выговориться… Может быть, я ошибаюсь, но мне
кажется, что вы один меня поймете — я веду свой рассказ к кукле. Введение немного странное и нелепое, но необходимое… Я, наконец, хочу, чтобы вы поняли мое сумасшествие. Ведь в ваших глазах я сумасшедший, маньяк…
Сделав паузу, Половецкий с удивлением посмотрел кругом, на сгорбленную фигуру
брата Ираклия, на расплывавшееся пятно света вокруг лампы, на давно небеленые стены, на свои босые ноги… Ему
казалось, что он где-то далеко-далеко от обительской странноприимницы, и что вместо
брата Ираклия сидит он сам и слушает чью-то скорбную, непонятную для него исповедь.
— Да — какое дело-то? — допытывался Артамонов старший, но ни бойкий брат, ни умный племянник не могли толково рассказать ему, из-за чего внезапно вспыхнула эта война. Ему было приятно наблюдать смятение всезнающих, самоуверенных людей, особенно смешным
казался брат, он вёл себя так непонятно, что можно было думать: эта нежданная война задевала, прежде всех, именно его, Алексея Артамонова, мешая ему делать что-то очень важное.
Неточные совпадения
Даже Сергеи Иванович, который тоже вышел на крыльцо,
показался ему неприятен тем притворным дружелюбием, с которым он встретил Степана Аркадьича, тогда как Левин знал, что
брат его не любил и не уважал Облонского.
То же самое думал ее сын. Он провожал ее глазами до тех пор, пока не скрылась ее грациозная фигура, и улыбка остановилась на его лице. В окно он видел, как она подошла к
брату, положила ему руку на руку и что-то оживленно начала говорить ему, очевидно о чем-то не имеющем ничего общего с ним, с Вронским, и ему ото
показалось досадным.
И смерть эта, которая тут, в этом любимом
брате, с просонков стонущем и безразлично по привычке призывавшем то Бога, то чорта, была совсем не так далека, как ему прежде
казалось.
— Я не понимаю, к чему тут философия, — сказал Сергей Иванович, как
показалось Левину, таким тоном, как будто он не признавал права
брата рассуждать о философии. И эта раздражило Левина.
Через пять минут
братья сошлись в столовой. Хотя Левину и
казалось, что не хочется есть, и он сел за обед, только чтобы не обидеть Кузьму, но когда начал есть, то обед
показался ему чрезвычайно вкусен. Сергей Иванович улыбаясь глядел на него.