Неточные совпадения
Федя вместо ответа разостлал на постели Бучинского потертый персидский ковер и положил дорожную кожаную подушку: Карнаухов нетвердой походкой перебрался до приготовленной постели и, как был, комом повалился взъерошенной
головой в подушку. Федя осторожно накрыл барина пестрым байковым
одеялом и на цыпочках вышел из комнаты; когда дверь за ним затворилась, Карнаухов выглянул из-под
одеяла и
с пьяной гримасой, подмигивая, проговорил...
Не дожидаясь ответа, Карнаухов боязливо посмотрел на входную дверь и
с поспешностью нашалившего школьника нырнул под свое
одеяло. Такой маневр оказался нелишним, потому что дверь в контору приотворилась и в ней показалась усатая
голова Феди. Убедившись, что барин спит,
голова скрылась: Карнаухов действительно уже спал, как зарезанный.
В окно смотрели три звезды, вкрапленные в голубоватое серебро лунного неба. Петь кончили, и точно от этого стало холодней. Самгин подошел к нарам, бесшумно лег, окутался
с головой одеялом, чтоб не видеть сквозь веки фосфорически светящегося лунного сумрака в камере, и почувствовал, что его давит новый страшок, не похожий на тот, который он испытал на Невском; тогда пугала смерть, теперь — жизнь.
Когда он воротился, то увидел, что труп хозяина накрыт
с головой одеялом, а Раиса осталась, как была, полуодетой, с голыми плечами; это тронуло его. Они, не торопясь, прибрали комнату, и Евсей чувствовал, что молчаливая возня ночью, в тесной комнате, крепко связывает его с женщиной, знающей страх. Он старался держаться ближе к ней, избегая смотреть на труп хозяина.
Награбив целую гору сластей и домашней провизии, он прятал всю добычу в постель и потом, покрывшись
с головой одеялом, поедал ее потихоньку, как настоящий зверь.
Неточные совпадения
Ассоль сердилась, ворочаясь, то сбрасывая
одеяло, то завертываясь в него
с головой.
Раздев, он положил ее на постель, накрыл и закутал совсем
с головой в
одеяло.
С наслаждением отыскал он
головой место на подушке, плотнее закутался мягким ватным
одеялом, которое было теперь на нем вместо разорванной прежней шинели, тихо вздохнул и заснул глубоким, крепким, целебным сном.
Самгин подумал, что он, должно быть, закутался
одеялом с головою.
«Ведь и я бы мог все это… — думалось ему, — ведь я умею, кажется, и писать; писывал, бывало, не то что письма, и помудренее этого! Куда же все это делось? И переехать что за штука? Стоит захотеть! „Другой“ и халата никогда не надевает, — прибавилось еще к характеристике другого; — „другой“… — тут он зевнул… — почти не спит… „другой“ тешится жизнью, везде бывает, все видит, до всего ему дело… А я! я… не „другой“!» — уже
с грустью сказал он и впал в глубокую думу. Он даже высвободил
голову из-под
одеяла.