Неточные совпадения
— Легкое место сказать: Фотьянка… Три версты надо отмерить до Фотьянки. Ах, старый
черт… Не сидится ему на одном месте.
— Эге, дома лесной
черт! — обругался Кишкин, завидя синенький дымок около землянки.
Кишкин все-таки посторонился от начиненного динамитом старика. «Этакой безголовый
черт», — подумал он, глядя на отдувавшуюся пазуху.
— Да вы тут совсем сбесились! — гремел старик на подгулявших рабочих. — Чему обрадовались-то,
черти? А где подштейгер?
— А что, ежели, например, богачество у меня, Ермолай Семеныч? Ведь ты первый шапку ломать будешь, такой-сякой… А я шубу енотовую надену, серебряные часы с двум крышкам, гарусный шарф да этаким
чертом к тебе подкачу. Как ты полагаешь?
— Ладно, заговаривай зубы, — сурово отвечал Ястребов, окидывая презрительным взглядом приисковую рвань. — Поищите кого попроще, а я-то вполне превосходно вас знаю… Добрых людей обманываете,
черти.
— Он самый… Сродственник он мне, а прямо скажу: змей подколодный. Первое дело — с Кишкиным конпанию завел, потом Ястребова к себе на фатеру пустил… У них теперь на Фотьянке
черт кашу варит.
— Ну,
черт с тобой, делай заявку…
— Ну тебя к
черту вместе и с твоей Оксей…
— И увезу, а ты мне сруководствуй деляночку на Краюхином увале, — просил в свою очередь Мыльников. — Кедровскую-то дачу бросил я, Фенюшка… Ну ее к
черту! И конпания у нас была: пришей хвост кобыле. Все врозь, а главный заводчик Петр Васильич. Такая кривая ерахта!.. С Ястребовым снюхался и золото для него скупает… Да ведь ты знаешь, чего я тебе-то рассказываю. А ты деляночку-то приспособь… В некоторое время пригожусь, Фенюшка. Без меня, как без поганого ведра, не обойдешься…
— Да что ты ко мне привязался, кривой
черт? — озлилась наконец Окся, перенеся все свое неудовольствие на Петра Васильича. — Сказала, не пойду…
Второпях продавцу было не до проверки, хотя он долго потом чесал затылок, прикидывал в уме и ругал кривого
черта вдогонку.
Баушка Лукерья выбивалась из сил, чтобы утишить блажившего сынка, но из этого ничего не выходило, потому что и Ястребов тоже лез на стену и несколько раз собирался поколотить сварливого кривого
черта. Но особенно ругал жильца Петр Васильич в кабаке Фролки, где народ помирал со смеху.
Втроем работа подвигалась очень медленно, и чем глубже, тем медленнее. Мыльников в сердцах уже несколько раз побил Оксю, но это мало помогало делу. Наступившие заморозки увеличивали неудобства: нужно было и теплую одежду, и обувь, а осенний день невелик. Даже Мыльников задумался над своим диким предприятием. Дудка шла все еще на пятой сажени, потому что попадался все чаще и чаще в «пустяке» камень-ребровик, который точно
черт подсовывал.
— А
черт с ней и с дудкой!.. Через этот самый «пустяк» и с диомидом не пролезешь. Глыбко ушла жила… Должно полагать, спьяну наврал проклятый Кривушок, не тем будь помянут покойник.
— Ох, и не говори: такая конпания, что знакомому
черту подарить, так не возьмет… А какова у меня лошадка, Акинфий Назарыч? Сорок цалковых дадено…
— Пусть старый
черт чувствует… — хихикал Мыльников. — Всю его шахту за себя переведу. Тоже родню Бог дал…
— Молчать, баба! Не твоего ума дело… Таку стройку подымем, что
чертям будет тошно.
Когда баушка Лукерья получила от Марьи целую пригоршню серебра, то не знала, что и подумать, а девушка нарочно отдала деньги при Кишкине, лукаво ухмыляясь: «Вот-де тебе и твоя приманка, старый
черт». Кое-как сообразила старуха, в чем дело, и только плюнула. Она вообще следила за поведением Кишкина, особенно за тем, как он тратил деньги, точно это были ее собственные капиталы.
— Всех ублаготворю, а Оксю наособицу… Нет, брат, теперь шабаш: за ум возьмусь. Конпанию к
черту, пусть отдохнут кабаки-то…
— Бить некому было старого
черта! — вслух ругал Мыльников самого себя. — Еще как бить-то надо было, бить да приговаривать: «Не пируй, варнак! Не пируй, каторжный!..»
— Поищи, — может, найдешь. А вернее, братцы, что на Оксе
черт уехал по своим делам.
— Да уж так… Куда его
черт несет ночью? Да и в словах мешается… Ночным делом разве можно подъезжать этак-то: кто его знает, что у него на уме.
— Ох, помирать скоро, Андрошка… О душе надо подумать. Прежние-то люди больше нас о душе думали: и греха было больше, и спасения было больше, а мы ни богу свеча ни
черту кочерга. Вот хоть тебя взять: напал на деньги и съежился весь. Из пушки тебя не прошибешь, а ведь подохнешь — с собой ничего не возьмешь. И все мы такие, Андрошка… Хороши, пока голодны, а как насосались — и конец.
— Так, как… Ума последнего решилась старуха. Уж я это смекал… Так, своим умом дошел… Ах, пес! Ловко обошел мамыньку… Заграбастал деньги. Пусть насосется хорошенько… Поди, много денег-то у старого
черта?
— Да вы,
черти, белены объелись? — изумился Петр Васильич. — Я к вам, подлецам, с добром, а они на дыбы… На кого ощерились-то, галманы?.. А ты, Матюшка, не больно храпай… Будет богатого из себя показывать. Побогаче тебя найдутся… А что касаемо Окси, так к слову сказано. Право,
черти… Озверели в лесу-то.
— Да ты-то о чем хлопочешь, кривой
черт?..
— Охота Оксины деньги закопать? — пошутил он. — Только для тебя, Матюха, потому как раньше вместе горе-то мыкали… Владей, Фаддей, кривой Натальей. Один уговор: чтобы этот кривой
черт и носу близко не показывал… понимаешь?..
Объяснить все это понятными, простыми словами никто бы не сумел, а чувствовали все определенно и ясно, — это опять
черта русского человека, который в массе, в артели, делается необыкновенно умен, догадлив и сообразителен.
Одним словом, омморошный
черт.
Уходить ни с чем Кишкину не хотелось, и он решился выждать, когда
черт унесет Карачунского.
«Вот
черт несет…» — подумал Кишкин, пойманный врасплох.
Как-то Затыкин — он на Генералке прииск заявил — в неделю четыре фунта намыл золота и пошел
чертить.
— Медведь тоже с кобылой шутил, так одна грива осталась… Большому
черту большая и яма, а вот ты Кишкину подражаешь для какой такой модели?.. Пусть только приедет, так я ему ноги повыдергаю. А денег он тебе не отдаст…
— Ты смотри, кривой
черт… Тогда на Ястребова лез собакой, а теперь мать донимаешь, изъедуга. Мы тебя выучим, как родителев почитать должон… Будет тебе богатого показывать!..
Теперь вся Фотьянка бедует из-за кривого
черта.
— Окся ужо до тебя доберется, Петр Васильич… Она и то обещает рассчитаться с тобой мелкими. «Это, — грит, — он, кривой
черт, настроил тебя». То-то дура… Я и боялся к тебе подойти все время: пожалуй, как раз вцепится… Ей бы только в башку попало. Тебя да Марью хочет руками задавить.
— Кого там
черт принес? — отозвался Матюшка с деланой грубостью.
Петр Васильич остался, а Матюшка пошел к конторе. Он шел медленно, развалистым мужицким шагом, приглядывая новые работы. Семеныч теперь у своей машины руководствует, а Марья управляется в конторе бабьим делом одна. Самое подходящее время, если бы еще старый
черт не вернулся. Под новеньким навесом у самой конторы стоял новенький тарантас, в котором ездил Кишкин в город сдавать золото, рядом новенькие конюшни, новенький амбар — все с иголочки, все как только что облупленное яичко.
— Надо его своим судом, кривого
черта!.. А становой что поделает?.. Поджег, а руки-ноги не оставил. Удавить его мало, вот это какое дело!..
— Не откажет, старый
черт!.. А откажет, так и без него местов добудем.