Неточные совпадения
— Чему быть, того не миновать! — весело ответил Акинфий Назарыч. — Ну пошумит старик, покажет пыль — и весь тут… Не всякое лыко
в строку. Мало ли наши кержанки за православных убегом идут? Тут, брат,
силой ничего не поделаешь. Не те времена, Яков Родионыч. Рассудите вы сами…
Но главная
сила промыслов заключалась
в том, что
в них было заперто рабочее промысловое население с лишком
в десять тысяч человек, именно сам Балчуговский завод и Фотьянка.
Но что поделаешь, когда и тут приходилось только сводить концы с концами, потому что компания требовала только дивидендов и больше ничего знать не хотела, да и главная
сила Балчуговских промыслов заключалась не
в жильном золоте, а
в россыпном.
—
Силой нельзя заставить людей быть тем или другим, — заметил о. Акакий. — Мне самому этот случай неприятен, но не сделать бы хуже… Люди молодые, все может быть.
В своей семье теперь Федосья Родионовна будет хуже чужой…
В них была вся
сила, а горные инженеры и разное начальство служили только для декорации.
Андрей Федотыч был добродушный и веселый человек и любил пошутить, вызывая скрытую зависть Кишкина: хорошо шутить, когда
в банке тысяч пятьдесят лежит. Старший брат, Илья Федотыч, наоборот, был очень мрачный субъект и не любил болтать напрасно. Он являлся главной
силой, как старый делец, знавший все ходы и выходы сложного горного хозяйства. Кишкина он принимал всегда сухо, но на этот раз отвел его
в соседнюю комнату и строго спросил...
— Нет, дашь… — так же коротко ответил Кишкин и ухмыльнулся. —
В некоторое время еще могу пригодиться. Не пошел бы я к тебе, кабы не моя
сила. Давно бы мне так-то догадаться…
Варнаки с Фотьянки и балчуговцы из Нагорной чувствовали себя настоящими хозяевами приискового дела, на котором родились и выросли; рядом с ними строгали и швали из Низов являлись жалкими отбросами, потому что лопаты и кайла
в руки не умели взять по-настоящему, да и земляная тяжелая работа была им не под
силу.
Но лиха беда заключалась
в том, что не хватало
силы, а пустяками не стоило пока заниматься.
Баушка Лукерья выбивалась из
сил, чтобы утишить блажившего сынка, но из этого ничего не выходило, потому что и Ястребов тоже лез на стену и несколько раз собирался поколотить сварливого кривого черта. Но особенно ругал жильца Петр Васильич
в кабаке Фролки, где народ помирал со смеху.
Уйти от своей беды, схорониться от всех
в лесу, уложить здесь свою
силу богатырскую — да какого же еще счастья нужно?
— То-то, тебе
в охоту поработать. Молодой человек, не знаешь, куда с
силой деваться.
Баушку Лукерью взяло такое раздумье, что хоть
в петлю лезть: и дать денег жаль, и не хочется, чтобы Ермошке достались дикие денежки. Вот бес-сомуститель навязался… А упустить такой случай — другого, пожалуй, и не дождешься. Старушечья жадность разгорелась с небывалой еще
силой, и баушка Лукерья вся тряслась, как
в лихорадке. После долгого колебания она заявила...
Умереть бодрым, полным
сил,
в полном сознании, а не беспомощным и жалким.
На этом пункте они всегда спорили. Старый штейгер относился к вольному человеку — старателю — с ненавистью старой дворовой собаки. Вот свои работы — другое дело… Это настоящее дело, кабы
сила брала. Между разговорами Родион Потапыч вечно прислушивался к смешанному гулу работавшей шахты и, как опытный капельмейстер,
в этой пестрой волне звуков сейчас же улавливал малейшую неверную ноту. Раз он соскочил совсем бледный и даже поднял руку кверху.
— Дура она, вот что надо сказать! Имела и
силу над Кишкиным, да толку не хватило… Известно, баба-дура. Старичонка-то подсыпался к ней и так и этак, а она тут себя и оказала дурой вполне. Ну много ли старику нужно? Одно любопытство осталось, а вреда никакого… Так нет, Марья сейчас на дыбы: «Да у меня муж, да я
в законе, а не какая-нибудь приисковая гулеванка».
Уничтожение старательских работ
в компанейской даче отразилось прежде всего на податях. Недоимки были и раньше, а тут они выросли до громадной суммы. Фотьянский старшина выбился из
сил и ничего не мог поделать: хоть кожу сдирай. Наезжал несколько раз непременный член присутствия по крестьянским делам вместе с исправником и тоже ничего не могли поделать.
— Дедушка, голубчик, тошно мне, а
силы своей не хватает… Отвези ты меня к следователю
в город. Мое дело…
Но ей нельзя. Нельзя? Но что же? // Да Ольга слово уж дала // Онегину. О Боже, Боже! // Что слышит он? Она могла… // Возможно ль? Чуть лишь из пеленок, // Кокетка, ветреный ребенок! // Уж хитрость ведает она, // Уж изменять научена! // Не
в силах Ленский снесть удара; // Проказы женские кляня, // Выходит, требует коня // И скачет. Пистолетов пара, // Две пули — больше ничего — // Вдруг разрешат судьбу его.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской
силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся //
В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по миру, // Не отойдя сосет!
Пастух уж со скотиною // Угнался; за малиною // Ушли подружки
в бор, //
В полях трудятся пахари, //
В лесу стучит топор!» // Управится с горшочками, // Все вымоет, все выскребет, // Посадит хлебы
в печь — // Идет родная матушка, // Не будит — пуще кутает: // «Спи, милая, касатушка, // Спи,
силу запасай!
Напутствуешь усопшего // И поддержать
в оставшихся // По мере
сил стараешься // Дух бодр!
Молиться
в ночь морозную // Под звездным небом Божиим // Люблю я с той поры. // Беда пристигнет — вспомните // И женам посоветуйте: // Усердней не помолишься // Нигде и никогда. // Чем больше я молилася, // Тем легче становилося, // И
силы прибавлялося, // Чем чаще я касалася // До белой, снежной скатерти // Горящей головой…