Неточные совпадения
Голос у Татьяны Власьевны дрогнул, в глазах все смешалось, но она пересилила себя и не поддалась
на «прелестные речи» Поликарпа Семеновича, который рвал
на себе
волосы и божился
на чем свет стоит, что сейчас же наложит
на себя руки.
Окся поощрительно улыбнулась оратору и толкнула локтем другую женщину, которая была известна
на приисках под именем Лапухи, сокращенное от Олимпиады; они очень любили друг друга, за исключением тех случаев, когда козловые ботинки и кумачные платки настолько быстро охлаждали эту дружбу, что бедным женщинам ничего не оставалось, как только вцепиться друг в друга и зубами и ногтями и с визгом кататься по земле до тех пор, пока чья-нибудь благодетельная рука не отрезвляла их обеих хорошим подзатыльником или артистической встряской за
волосы.
Такой же русый
волос, такой же румянец, такие же светлые ласковые глаза, только ума у Володьки Пятова не было ни
на грош: весь промотан в городе.
Нил Поликарпович тоже чувствовал себя не совсем спокойно и все старался прикрыть свою лысину остатками
волос, сохранившимися
на висках.
Гордей Евстратыч сначала улыбался, а потом, опустив голову, крепко о чем-то задумался. Феня с замиравшим сердцем ждала, что он ей ответит, и со страхом смотрела
на эту красивую старческой сановитой красотой голову. Поправив спустившиеся
на глаза
волосы, Гордей Евстратыч вздохнул как-то всей своей могучей грудью и, не глядя
на Феню, заговорил таким тихим голосом, точно он сам боялся теперь своей собеседницы. В первую минуту Фене показалось, что это говорит совсем не Гордей Евстратыч, а кто другой.
Эта фраза точно ужалила больную. Она поднялась с подушки и быстро села
на постели: от этого движения платок
на голове сбился в сторону и жидкие седые
волосы рассыпались по плечам. Татьяна Власьевна была просто страшна в эту минуту: искаженное морщинистое лицо все тряслось, глаза блуждали, губы перекосились.
Он был без шапки, и остатки мягких
волос развевались
на его голове от резкого зимнего ветра; но он не слыхал и не чувствовал ничего.
Усадив гостя в кресло, Головинский несколько раз прошелся по комнате, поправив редевшие
на голове
волосы, и мягким голосом заговорил...
Как была,
на босу ногу, Татьяна Власьевна пошла к Аришиной каморке, захватив
на всякий случай спичек; она никого не боялась и готова была вытащить Володьку за
волосы.
Это была Ариша с разбитыми
волосами и побагровевшим от напряжения лицом,
на котором еще оставались белыми пятнами следы от чьих-то железных пальцев.
Брагин тяжело упал в кресло и рванул себя за покрытые сильной проседью
волосы. С бешенством расходившегося мужика он осыпал Головинского упреками и руганью, несколько раз вскакивал с места и начинал подступать к хозяину с сжатыми кулаками. Головинский, скрестив руки
на груди, дал полную волю высказаться своему компаньону и только улыбался с огорченным достоинством и пожимал плечами.
Лицо у Архипа было серое,
волоса на голове вылезли, нос куда-то исчез, глаза с опухшими красными веками слезились, как у старика.
Вместо ответа, Татьяна Власьевна, собрав остатки своих дряхлых сил, не с старческой живостью вцепилась в
волоса Михалки обеими руками и принялась его таскать из стороны в сторону, как бабы вытаскивают из гряды куст картофеля или заматеревшую редьку. Михалко совсем оторопел от такого приема и даже не защищался, а только мотал своей головой, как пойманная
на аркан лошадь.
В свежем шелковом платье, с широкою бархатною наколкой
на волосах, с золотою цепочкой на шее, она сидела почтительно-неподвижно, почтительно к самой себе, ко всему, что ее окружало, и так улыбалась, как будто хотела сказать: «Вы меня извините, я не виновата».
Оттого она не снесла бы понижения ни
на волос признанных ею достоинств; всякая фальшивая нота в его характере или уме произвела бы потрясающий диссонанс. Разрушенное здание счастья погребло бы ее под развалинами, или, если б еще уцелели ее силы, она бы искала…
Неточные совпадения
Волоса на нем стриженые, с проседью.
Вгляделся барин в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот; у глаз, у рта // Излучины, как трещины //
На высохшей земле; // И сам
на землю-матушку // Похож он: шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное лицо, // Рука — кора древесная, // А
волосы — песок.
Зерно, что в землю брошено, // И овощь огородная, // И
волос на нечесаной // Мужицкой голове — // Все ваше, все господское!
Пригож-румян, широк-могуч, // Рус
волосом, тих говором — // Пал
на́ сердце Филипп!
Усоловцы крестилися, // Начальник бил глашатая: // «Попомнишь ты, анафема, // Судью ерусалимского!» // У парня, у подводчика, // С испуга вожжи выпали // И
волос дыбом стал! // И, как
на грех, воинская // Команда утром грянула: // В Устой, село недальное, // Солдатики пришли. // Допросы! усмирение! — // Тревога! по спопутности // Досталось и усоловцам: // Пророчество строптивого // Чуть в точку не сбылось.