— А бабушка-то?.. Да она тебе все глаза выцарапает, а меня на поклоны поставит. Вот тебе и на саночках прокатиться… Уж и жисть только наша! Вот Феня Пятова хоть на ярмарку съездила в Ирбит, а мы все сиди да посиди… Только ведь нашему брату и погулять что
в девках; а тут вот погуляй, как цепная собака. Хоть бы ты меня увез, Алешка, что ли… Ей-богу! Устроили бы свадьбу-самокрутку, и вся тут. В Шабалинских скитах старики кого угодно сводом свенчают.
Неточные совпадения
День был постный, и стряпка Маланья, кривая старая
девка в кубовом синем сарафане, подала на стол только постные щи с поземиной да гречневую кашу с конопляным маслом.
— Мы этих на племя оставили, — шутили старики Колобовы и Савины, — а то ростим-ростим
девок, глядишь, всех и расхватали
в разные стороны… Этак, пожалуй, всю нашу белоглинскую природу переведут до конца!
А между тем у Гордея Евстратыча из этого заурядного проявления вседневной жизни составлялась настоящая церемония: во-первых,
девка Маланья была обязана подавать самовар из секунды
в секунду
в известное время — утром
в шесть часов и вечером
в пять; во-вторых, все члены семьи должны были собираться за чайным столом; в-третьих, каждый пил из своей чашки, а Гордей Евстратыч из батюшкова стакана; в-четвертых, порядок разливания чая, количество выпитых чашек, смотря по временам года и по значениям постных или скоромных дней, крепость и температура чая — все было раз и навсегда установлено, и никто не смел выходить из батюшкова устава.
— А что же мне делать, если никого другого нет… Хоть доколе
в девках-то сиди. Ты вон небось и на ярмарке была, и
в другие заводы ездишь, а я все сиди да посиди. Рад будешь и Алешке, когда от тоски сама себя съесть готова… Притом меня непременно выдадут за Алешку замуж. Это уж решено. Хоть поиграю да потешусь над ним, а то после он же будет величаться надо мной да колотить.
Сын Алексей нисколько не походил на отца ни наружностью, ни характером, потому что уродился ни
в мать, ни
в отца, а
в проезжего молодца. Это был видный парень, с румяным лицом и добрыми глазами. Сила Андроныч не считал его и за человека и всегда называл
девкой. Но Татьяна Власьевна думала иначе — ей всегда нравился этот тихий мальчик, как раз отвечавший ее идеалу мужа для ненаглядной Нюши.
— Ну, обнаковенно. У него зараза: платки
девкам в хоровод бросать… Прокурат он, Порфир-то Порфирыч, любит покуражиться; а так — добреющая душа, — хоть выспись на нем… Он помощником левизора считается, а от него все идет по этим приискам… Недаром Шабалин-то льнет к нему… Так уж ты прямо к Порфиру Порфирычу, объявишь, что и как; а он тебя уж научит всему…
— На всех приисках одна музыка-то… — хохотал пьяный Шабалин, поучая молодых Брагиных. — А вы смотрите на нас, стариков, да и набирайтесь уму-разуму. Нам у золота да не пожить — грех будет… Так, Архип? Чего красной
девкой глядишь?.. Постой, вот я тебе покажу, где раки зимуют. А еще женатый человек… Ха-ха! Отец не пускает к Дуне, так мы десять их найдем. А ты, Михалко?.. Да вот что, братцы, что вы ко мне
в Белоглинском не заглянете?.. С Варей вас познакомлю, так она вас арифметике выучит.
— Чего вам смотреть на старика-то, — говорил Пятов своим новым приятелям, — он
в город закатится — там твори чего хочешь, а вы здесь киснете на прииске, как старые
девки… Я вам такую про него штуку скажу, что только ахнете: любовницу себе завел… Вот сейчас провалиться — правда!.. Мне Варька шабалинская сама сказывала. Я ведь к ней постоянно хожу, когда Вукола дома нет…
— Ничего, мамочка. Все дело поправим. Что за беда, что
девка задумываться стала! Жениха просит, и только. Найдем, не беспокойся. Не чета Алешке-то Пазухину… У меня есть уж один на примете. А что относительно Зотушки, так это даже лучше, что он догадался уйти от вас.
В прежней-то темноте будет жить, мамынька, а
в богатом дому как показать этакое чучело?.. Вам, обнаковенно, Зотушка сын, а другим-то он дурак не дурак, а сроду так. Только один срам от него и выходит братцу Гордею Евстратычу.
— Все вы,
девки, так-то душа
в душу живете, а чуть подвернулся жених — и поминай как звали. Так и твое дело, Феня: того гляди, выскочишь, а мы и остались с Нюшей-горюшкой.
«Замучили
девку, замучили…» — думал Зотушка, когда сидел длинную зимнюю ночь
в комнате Фени, где теперь все было пропитано запахом лекарств.
Прямо сказать, выйди бы она замуж, вы жили бы
в своей половине с Маланьей, а
в горницы пустили бы квартирантов, а при Нюше и квартирантов-то пустить неловко: всякий про
девку худое слово скажет…
Неточные совпадения
Всю зиму
девки красные // С ним
в риге запиралися, // Откуда пенье слышалось, // А чаще смех и визг.
С согласья матерей, //
В селе Крутые Заводи // Божественному пению // Стал
девок обучать;
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох
в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как
в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели.
Девка!
Девка! Палашка!
Девка!
Г-жа Простакова. А ты разве
девка, собачья ты дочь? Разве у меня
в доме, кроме твоей скверной хари, и служанок нет? Палашка где?
Сколько затем ни предлагали
девке Амальке вопросов, она презрительно молчала; сколько ни принуждали ее повиниться — не повинилась. Решено было запереть ее
в одну клетку с беспутною Клемантинкой.