Неточные совпадения
Тем, кто не был в этот
день на службе, интересное известие обязательно развез доктор Кормилицын, причем своими бессвязными ответами любопытную половину человеческого рода привел в полное отчаяние.
Главный виновник поднявшегося переполоха, Прозоров, был очень доволен
той ролью, которая ему выпала в этом
деле.
С блестящими способностями, с счастливой наружностью в молодые годы, с университетским образованием, он кончил
тем, что доживал свои
дни в страшной глуши, на копеечном жалованье.
В отношениях с женщинами Прозоров держал себя очень свободно, а тут его точно враг попутал: в одно прекрасное утро он женился на сочувствовавшей ему девушке, точно для
того только, чтобы через несколько
дней сделать очень неприятное открытие, — именно, что он сделал величайшую и бесповоротную глупость…
Целый
день Родиона Антоныча был испорчен: везде и все было неладно, все не так, как раньше. Кофе был пережарен, сливки пригорели; за обедом говядину подали пересушенную, даже сигара, и
та сегодня как-то немного воняла, хотя Родион Антоныч постоянно курил сигары по шести рублей сотня.
Именно, Прейн назначил внезапную ревизию заводоуправления и послал за Тетюевым как раз в
тот момент, когда старик только что сел обедать — самое священное время тетюевского
дня.
Первым таким
делом было
то, что несколько обществ, в
том числе и Кукарское, не захотели принять составленной им уставной грамоты, несмотря ни на какие увещания, внушения и даже угрозы.
Тогда взялся за эту распрю Родион Антоныч и покончил ее в несколько
дней: подыскал несколько подходящих старичков, усовестил их, наобещал золотые горы, и
те подмахнули за все общество.
Как упрямые мужики ни артачились, как ни хлопотали,
дело оставалось в
том положении, в какое его поставил Родион Антоныч, а сельские общества только несли убытки от своих хлопот да терпели всяческое утеснение на заводской работе.
— А Прейн? — отвечала удивленная Раиса Павловна, — Ах, как вы просты, чтобы не сказать больше… Неужели вы думаете, что Прейн привезет Лаптева в пустые комнаты? Будьте уверены, что все предусмотрено и устроено, а нам нужно позаботиться только о
том, что будет зависеть от нас. Во-первых, скажите Майзелю относительно охоты… Это главное. Думаете, Лаптев будет заниматься здесь нашими
делами? Ха-ха… Да он умрет со скуки на третьи сутки.
Но и в самые черные
дни своего существования они не могли расстаться с своим европейским костюмом, с
теми модами, какие существовали в
дни их юности…
Это доброе
дело нехорошо было только
тем, что оно делалось с специальной целью насолить Тетюеву: пусть он, проповедник гуманных начал и земского обновления, полюбуется, в лице Прасковьи Семеновны, тятенькиными поступками…
Прасковья Семеновна с годами приобретала разные смешные странности, которые вели ее к тихому помешательству; в господском доме она служила общим посмешищем и проводила все свое время в
том, что по целым
дням смотрела в окно, точно поджидая возвращения дорогих, давно погибших людей.
То ли
дело Аннинька — и лицом хуже m-lle Эммы, а фигурка у нее точно на заказ выточена, стройная да гибкая.
Родион Антоныч раскланялся с дормезом, в котором сидел Братковский, и уныло побрел к господам музыкантам, размышляя дорогой, куда он
денет эту бесшабашную ораву. Пожалуй, еще стянут что-нибудь… Все это выдумки Прейна: нагнал орду дармоедов, а теперь изволь с ними возиться, когда работы без
того по горло.
Значит, что захочет Нина Леонтьевна, ей стоит только передать Братковскому,
тот — своей сестре, а эта все и перевернет в барине вверх
дном.
Раиса Павловна говорила это, конечно, неспроста: она ждала визита от Братковского. Действительно, он заявился к ней на другой же
день и оказался именно
тем, чем она представляла его себе. Это был премилый человек во всех отношениях и сразу очаровал дамское общество, точно он был знаком сто лет.
Генерал пытался было поднять серьезный разговор на
тему о причинах общего упадка заводского
дела в России, и Платон Васильевич навострил уже уши, чтобы не пропустить ни одного слова, но эта
тема осталась гласом вопиющего в пустыне и незаметно перешла к более игривым сюжетам, находившимся в специальном заведовании Летучего.
Лаптев лениво смеется, и если бы бесцветные «почти молодые люди» видели эту улыбку, они мучительно бы перевернулись в своих постелях, а Перекрестов написал бы целый фельетон на
тему о значении случайных фаворитов в развитии русского горного
дела.
Ночь покрывает и этого магната-заводчика, для которого существует пятьдесят тысяч населения, полмиллиона десятин богатейшей в свете земли, целый заводский округ, покровительственная система, генерал Блинов, во сне грезящий политико-экономическими теориями, корреспондент Перекрестов, имеющий изучить в две недели русское горное
дело, и десяток
тех цепких рук, которые готовы вырвать живым мясом из магната Лаптева свою долю.
— Да нет же, говорят вам… Право, это отличный план. Теперь для меня все ясно, как
день, и вы можете быть спокойны. Надеюсь, что я немножко знаю Евгения Константиныча, и если обещаю вам,
то сдержу свое слово… Вот вам моя рука.
В это время прибежал лакей, разыскивавший Прейна по всему дому, и интересный разговор остался недоконченным. Евгений Константиныч кушали свой утренний кофе и уже два раза спрашивали Альфреда Осипыча. Прейн нашел своего повелителя в столовой, где он за стаканом кофе слушал беседу генерала на
тему о причинах упадка русского горного
дела.
До фабрики от господского дома было рукой подать, и Прейн предложил идти пешком,
тем более что
день был великолепный, хотя немного и жаркий.
Генерал ничего не понимал в заводском
деле и рассматривал все кругом молча, с
тем удивлением, с каким смотрит неграмотный человек на развернутую книгу.
Между
тем все
дело, как и многое другое на свете, объяснялось очень просто...
Тетюев воспользовался
теми недоразумениями, которые возникали между заводоуправлением и мастеровыми по поводу уставной грамоты, тиснул несколько горячих статеек в газетах по этому поводу против заводов, и когда Лаптев должен был узнать наконец об этом
деле, он ловко подсунул ему генерала Блинова как ученого экономиста и финансовую голову, который может все устроить.
На третий
день своего приезда в Кукарский завод генерал через своего секретаря пригласил к себе Прозорова, который и заявился к однокашнику в
том виде, в каком был,
то есть сильно навеселе.
Строго проведенная покровительственная система является в промышленной жизни страны
тем же, чем служит школа для каждого человека в отдельности: пока человек не окреп и учится, ясное
дело, что он еще не может конкурировать со взрослыми людьми; но дайте ему возможность вырасти и выучиться, тогда он смело выступит конкурентом на всемирный рынок труда.
Упомянув о значении капитализма, как общественно-прогрессивного деятеля, поскольку он, при крупной организации промышленного производства, возвышает производительность труда, и далее, поскольку он расчищает почву для принципа коллективизма, Прозоров указал на
то, что развитие нашего отечественного капитализма настойчиво обходит именно эту свою прямую задачу и, разрушив старые крепостные формы промышленности, теперь развивается только на счет технических улучшений, почти не увеличивая числа рабочих даже на самый ничтожный процент, не уменьшая рабочего
дня и не возвышая заработной платы.
Ясное
дело, что когда все кругом дорожает и, кроме
того, наш курс все падает, фабричному рабочему приходится выводить на фабрику свою жену и детей.
— Нет, вы, господа, слишком легко относитесь к такому важному предмету, — защищался Сарматов. —
Тем более что нам приходится вращаться около планет. Вот спросите хоть у доктора, он отлично знает, что анатомия всему голова… Кажется, пустяки плечи какие-нибудь или гусиная нога, а на
деле далеко не пустяки. Не так ли, доктор?
В каждом
деле Вершинин прежде всего помнил золотую пословицу, что своя рубашка к телу ближе, а здесь
тем более: зверь был ранен, но он мог еще подняться на ноги.
Майзель поджидал Тетюева с особым нетерпением и начинал сердиться, что
тот заставлял себя ждать. Но Тетюев, как назло, все не ехал, и Майзель, взорванный такой невнимательностью, решился без него приступить к
делу.
Это так же верно, как верно
то, что завтра будет
день…
С самого первого
дня появления Лаптева в Кукар-ском заводе господский дом попал в настоящее осадное положение. Чего Родион Антоныч боялся, как огня,
то и случилось: мужичье взбеленилось и не хотело отходить от господского дома, несмотря на самые трогательные увещания не беспокоить барина.
Они мало в чем сходились между собой, но не могли обойтись один без другого, когда
дело заходило о
том, чтобы послужить миру.
—
Тем лучше. Я могу уверить вас только в
том, что наше
дело еще не проиграно. Генерал, конечно, пользуется громадным авторитетом в глазах Евгения Константиныча, но и Альфред Осипыч…
Очевидно было только
то, что свои интересы они будут отстаивать из последнего, следовательно, необходимо
дело вести крайне осторожно, чтобы не подавать повода к лишним надеждам и новым недоразумениям.
Игра втемную началась. Каждая сторона старалась сохранить за собой все выгодные стороны своей позиции, и генерал скоро почувствовал, что имеет
дело с очень опытным и сильным противником,
тем более что за ним стояла Раиса Павловна и отчасти Прейн. Из объяснений Родиона Антоныча он вынес на первый раз очень немного, потому что
дело требовало рассмотрения массы документов, статистического материала и разных специальных сведений.
Если, например, Родион Антоныч и другие заслуженные дельцы являлись своими в управительском кружке и появлялись даже на завтраках Раисы Павловны,
то жене Родиона Антоныча, как существу низшего порядка, нельзя было и думать о возможности
разделять общественное положение мужа.
Дело в
том, что Прейн серьезно взялся за
дело и повел его опытной рукой.
— И, кроме
того, можно выслушать мнение других лиц, компетентных в этом
деле, — прибавил Прейн. — По моему мнению, Евгений Константиныч, следует составить маленькую консультацию, с участием людей посторонних, близко знакомых с этим
делом, но не заинтересованных в нем.
Раиса Павловна пустила в ход все свои знания светской жизни, чтобы сделать незаметным
то расстояние, которое
разделяло Лушу от подержанного молодого магната.
Через несколько
дней после бала Евгений Константиныч сделал визит Раисе Павловне и Майзелю. Это было выдающееся событие, которое толковалось умудренными во внутренней политике людьми различно. Партия Тетюева была крайне недовольна сближением Евгения Константиныча с Раисой Павловной; от такого знакомства можно было ожидать всего,
тем более что тут замешалась Луша. В действительности визит Лаптева к Раисе Павловне был самого невинного свойства, и она приняла его даже несколько холодно.
Несколько раз доктор думал совсем отказаться от взятой на себя роли,
тем более что во всем этом
деле ему было в чужом пиру похмелье; он даже раза два заходил к Майзелю с целью покончить все одним ударом, но, как все бесхарактерные люди, терялся и откладывал тяжелое объяснение до следующего
дня.
В маленьком вступлении он упомянул о
тех хороших чувствах, которые послужили мотивом настоящего визита, а затем перешел к самой сущности
дела,
то есть к коллективному протесту против диктатуры Горемыкина, который губит заводское
дело и т. д.
— Хорошо. Я на
днях буду иметь объяснение с делегатами от заводских мастеровых, тогда приму во внимание и ваш протест. Пока могу сказать только
то, что изложенные вами чувства и доводы совпадают с моими мыслями. Нужно сказать, что я недоволен настоящими заводскими порядками, и генерал тоже, кажется,
разделяет это недовольство. Господа, что же это вы стоите? Садитесь…
Непосредственным следствием этой встречи было
то, что в комнате Луши каждый
день появлялся новый роскошный букет живых цветов, а затем
та же невидимая рука приносила богатые бонбоньерки с конфетами.
В
тот же
день к Прозоровскому флигелю была приведена великолепная английская верховая лошадь под дамским седлом, но она подверглась
той же участи, как и сапфировая брошь.
—
Дело кончится
тем, что я схвачу чахотку, — капризно говорил набоб, чихая от пыли.