Неточные совпадения
В подтверждение
своих слов Раиса Павловна притопнула
ногой и сдвинула вылезшие белые брови.
— Неужели вам мало ваших приживалок, которыми вы занимаете
своих гостей?! — со злостью закричал Прозоров, сжимая кулаки. — Зачем вы втягиваете мою девочку в эту помойную яму? О, господи, господи! Вам мало видеть, как ползают и пресмыкаются у ваших
ног десятки подлых людей, мало их унижения и добровольного позора, вы хотите развратить еще и Лушу! Но я этого не позволю… Этого не будет!
Подойдя к зеркалу, Луша невольно рассмеялась
своей патетической реплике. На нее из зеркала с сдвинутыми бровями гневно смотрело такое красивое, свежее лицо, от недавних слез сделавшееся еще краше, как трава после весеннего дождя. Луша улыбнулась себе в зеркало и капризно топнула
ногой в дырявой ботинке: такая редкая типичная красота требовала слишком изящной и дорогой оправы.
Железный братец Антей каждым
своим движением давил кого-нибудь из пигмеев и даже не был виноват, потому что пигмеи сами лезли ему под
ноги на каждом шагу.
М-lle Эмма стоически выдерживала атаку с двух сторон: слева сидел около нее слегка подвыпивший Прозоров, который под столом напрасно старался прижать
своей тощей
ногой жирное колено m-lle Эммы, справа — Сарматов, который сегодня врал с особенным усердием.
— Глупости, Аннинька… вздор! — сердито проговорила m-lle Эмма, снимая с
своих круглых
ног чулки.
Пестрый плед, пестрая шапочка, с длинными лентами на затылке, и чулки на
ногах тоже были, конечно, подвергнуты самой строгой критике и тоже получили
свое объяснение: барин.
«Большой двор», конечно, подавлял «малый»
своими исключительными преимуществами, хотя все по возможности старались держать себя на равной
ноге.
В каждом деле Вершинин прежде всего помнил золотую пословицу, что
своя рубашка к телу ближе, а здесь тем более: зверь был ранен, но он мог еще подняться на
ноги.
«Этакие дурищи!» — со злостью думала Раиса Павловна, меряя
своих врагов с
ног до головы.
А музыка лилась; «почти молодые люди» продолжали работать
ногами с полным самоотвержением; чтобы оживить бал, Раиса Павловна в сопровождении Прейна переходила от группы к группе, поощряла молодых людей, шутила с
своей обычной Откровенностью с молодыми девушками; в одном месте она попала в самую веселую компанию, где все чувствовали себя необыкновенно весело, — это были две беззаботно болтавшие парочки: Аннинька с Брат-ковским и Летучий с m-lle Эммой.
— Кто? — еще тише спросила Луша, инстинктивным движением собирая около
ног свои юбки и напрасно вглядываясь в подползавшую фигуру.
Девушка торопливо вытерла
своим платком протянутую мясистую ладонь, которая могла ее поднять на воздух, как перышко. Она слышала, как тяжело дышал ее собеседник, и опять собрала около
ног распустившиеся складки платья, точно защищаясь этим жестом от протянутой к ней сильной руки. В это мгновенье она как-то сама собой очутилась в железных объятиях набоба, который задыхавшимся шепотом повторял ей...
Девушка торопливо протянула
свою руку и почувствовала, с странным трепетом в душе, как к ее тонким розовым пальцам прильнуло горячее лицо набоба и его белокурые волосы обвили ее шелковой волной. Ее на мгновенье охватило торжествующее чувство удовлетворенной гордости: набоб пресмыкался у ее
ног точно так же, как пресмыкались пред ним сотни других, таких же жалких людей.
И во сне Ришелье несколько раз осторожно и с благоговением приподнимал осчастливленную
ногу, точно эта
нога составляла уже не часть его тела, а сам он составлял всем
своим существом только ничтожный придаток к этой
ноге.
Уткнув нос в землю и вытянув хвост палкой, красавица Brunehaut шла впереди с той грацией, с какой ходят только кровные пойнтеры; она едва касалась земли
своими тонкими и сильными
ногами, вынюхивая каждую кочку.
Все шумно поднялись с
своих мест и продолжали спорить уже стоя, наступая все ближе и ближе на Родиона Антоныча, который, весь красный и потный, только отмахивался обеими руками. «А Прейн еще предлагает привести сюда мужиков…» — думал с тоской бедный Ришелье, чувствуя, как почва начинает колебаться у него под
ногами.
Аннинька пользовалась этим моментом душевного расслабления
своей подруги, забиралась к ней с
ногами на кровать и принималась без конца рассказывать о
своей любви, как те глупые птички, которые щебечут в саду на заре от избытка преисполняющей их жизни.
К передрягам и интригам «большого» и «малого» двора m-lle Эмма относилась совсем индифферентно, как к делу для нее постороннему, а пока с удовольствием танцевала, ела за четверых и не без удовольствия слушала болтовню Перекрестова, который имел на нее
свои виды, потому что вообще питал большую слабость к женщинам здоровой комплекции, с круглыми руками и
ногами.
У Анниньки упали руки при звуках этого знакомого голоса — это была не Наташа Шестеркина, а m-lle Эмма, которая смешно барахталась
своими круглыми руками и
ногами, напрасно стараясь оттолкнуть нападавшую Анниньку.
Луша слушала эту плохо вязавшуюся тираду с скучающим видом человека, который знает вперед все от слова до слова. Несколько раз она нетерпеливо откидывала
свою красивую голову на спинку дивана и поправляла волосы, собранные на затылке широким узлом; дешевенькое ситцевое платье красивыми складками ложилось около
ног, открывая широким вырезом белую шею с круглой ямочкой в том месте, где срастались ключицы.
— Отодвиньте ящик в правой тумбочке, там есть красный альбом, — предлагал Прейн, выделывая за ширмой какие-то странные антраша на одной
ноге, точно он садился на лошадь. — Тут есть кое-что интересное из детской жизни, как говорит Летучий… А другой, синий альбом, собственно, память сердца. Впрочем, и его можете смотреть,
свои люди.
Вечером, отделавшись от
своих взволнованных гостей, Прейн сидел в будуаре Раисы Павловны, которая опять угощала его кофе из собственных рук. Собеседники болтали самым беззаботным образом, и Раиса Павловна опять блестела пикантным остроумием, а Прейн, как школьник, болтал
ногами и хохотал, как сумасшедший. Между прочим, он рассказал об эпизоде с добрым гением, причем хохотала уже Раиса Павловна.
Неточные совпадения
Гостья. Да, она такова всегда была; я ее знаю: посади ее за стол, она и
ноги свои…
Буду
свой крест до могилы нести!» // Снова помещик лежит под халатом, // Снова у
ног его Яков сидит, // Снова помещик зовет его братом.
Гремит на Волге музыка. // Поют и пляшут девицы — // Ну, словом, пир горой! // К девицам присоседиться // Хотел старик, встал на
ноги // И чуть не полетел! // Сын поддержал родителя. // Старик стоял: притопывал, // Присвистывал, прищелкивал, // А глаз
свое выделывал — // Вертелся колесом!
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и кончили тем, что выбрали из среды
своей ходока — самого древнего в целом городе человека, Евсеича. Долго кланялись и мир и Евсеич друг другу в
ноги: первый просил послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал:
Левин стал на
ноги, снял пальто и, разбежавшись по шершавому у домика льду, выбежал на гладкий лед и покатился без усилия, как будто одною
своею волей убыстряя, укорачивая и направляя бег. Он приблизился к ней с робостью, но опять ее улыбка успокоила его.