Неточные совпадения
Но красивые формы и линии заплыли жиром, кожа пожелтела, глаза выцвели и поблекли; всеразрушающая рука
времени беспощадно коснулась всего, оставив под этой разрушавшейся оболочкой женщину, которая, как разорившийся богач,
на каждом шагу должна была испытывать коварство и черную неблагодарность самых лучших своих друзей.
С ловкостью камеристки Раиса Павловна сделала пробор
на голове, заплела косу и, отойдя в сторону, несколько
времени безмолвно любовалась сидевшей неподвижно Лушей. Когда та хотела встать, она остановила ее...
Но, как
на грех, в это
время ему подвернулась одна девушка из хорошего семейства, которая отнеслась с большим сочувствием к его ученому горю.
Но Прейн, несмотря
на самые очевидные доказательства этих геологических переворотов, продолжал сохранять прежние дружеские отношения к Раисе Павловне, хотя успел за этот длинный период
времени подарить своими симпатиями десятки других красивых женщин.
— Ах, да, Родион Антоныч… Что я хотела сказать? Да, да… Теперь другое
время, и вы пригодитесь заводам. У вас есть эта, как вам сказать, ну, общая идея там, что ли… Дело не в названии. Вы взглянули
на дело широко, а это-то нам и дорого: и практика и теория смотрят
на вещи слишком узко, а у вас счастливая голова…
Он ходил домой только есть, а все остальное
время проводил
на фабрике.
Раиса Павловна умела принять и важное сановное лицо, проезжавшее куда-нибудь в Сибирь, и какого-нибудь члена археологического общества, отыскивавшего по Уралу следы пещерного человека, и всплывшего
на поверхность миллионера, обнюхивавшего подходящее местечко
на Урале, и какое-нибудь сильное чиновное лицо, выкинутое
на поверхность безличного чиновного моря одной из тех таинственных пертурбаций, какие
время от
времени потрясают мирный сон разных казенных сфер, — никто, одним словом, не миновал ловких рук Раисы Павловны, и всякий уезжал из господского дома с неизменной мыслью в голове, что эта Раиса Павловна удивительно умная женщина.
Он мог делать решительно все, что ему вздумается, и Раиса Павловна от души хохотала над его остроумными собачьими проказами, когда он, например, с ловкостью записного эквилибриста бросался к лакею, разносившему кушанье, и выхватывал с блюда лучший кусок или во
время завтрака взбирался
на обеденный стол и начинал обнюхивать тарелки и чашки завтракавших.
Вся эта орда большей частью была «устроена»
на нижнем дворе, где в тетюевские
времена помещалась господская дворня.
Работа «в горе»,
на глубине восьмидесяти сажен, по всей справедливости может назваться каторжной, чем она и была в крепостное
время, превратившись после эмансипации в «вольный крестьянский труд».
Один из них
время от
времени снимал какую-то пеструю шапочку без козырька и раскланивался
на обе стороны.
Отыскав Платона Васильевича и отведя его в сторону, он вполголоса расспрашивал о Прозорове и
время от
времени сосредоточенно покачивал своей большой головой, остриженной под гребенку. Горемыкин был во фраке и постоянно поправлял свой белый галстук, который все сбивался у него
на сторону.
Родион Антоныч, не теряя из виду управительского кружка, зорко следил за всеми, особенно за Братковским, который все
время сидел в комнате, где была Нина Леонтьевна, и только иногда показывался в зале, чтобы быть
на виду у генерала
на всякий случай.
Последний все
время сидел как
на иголках: у бедного ходили круги в глазах при одной мысли о том, что его ждет вечером у семейного очага.
В это
время прибежал лакей, разыскивавший Прейна по всему дому, и интересный разговор остался недоконченным. Евгений Константиныч кушали свой утренний кофе и уже два раза спрашивали Альфреда Осипыча. Прейн нашел своего повелителя в столовой, где он за стаканом кофе слушал беседу генерала
на тему о причинах упадка русского горного дела.
Перекрестов вытащил из бокового кармана записную книжечку и что-то царапал в ней, по
временам вскидывая глазами
на Вавилу и Таврилу.
Только под доменной печью, где нарочно для него был сделан выпуск, он долго и внимательно следил за выплывавшей из отверстия печи огненной массой расплавленного чугуна, которая красными ручейками расходилась по чугунным и вырытым в песке формам,
время от
времени, когда
на пути попадалось сырое место или какая-нибудь щепочка, вскидывая кверху сноп ослепительно ярких искр.
Они все
время лезли из кожи, чтобы выказать свое внимание к русскому горному делу: таращили глаза
на машины, ощупывали руками колеса, лазили с опасностью жизни везде, где только может пролезть человек, и даже нюхали ворвань, которой были смазаны машины.
На своих заводах Лаптев всего был раз, десятилетним мальчиком, когда он приезжал в Россию из-за границы, где родился, получил воспитание и жил до последнего
времени.
Время на заводах Прейн обыкновенно проводил
на охоте.
Нужно сказать, что все
время, как приехал барин, от господского дома не отходила густая толпа, запрудившая всю улицу. Одни уходили и сейчас же заменялись другими. К вечеру эта толпа увеличивалась и начинала походить
на громадное шевелившееся животное. Вместе с темнотой увеличивалась и смелость.
Эта игра кончилась наконец тем, что ходоки как-то пробрались во двор господского дома как раз в тот момент, когда Евгений Константиныч в сопровождении своей свиты отправлялся сделать предобеденный променад. В суматохе, происходившей по такому исключительному случаю, Родион Антоныч прозевал своих врагов и спохватился уже тогда, когда они загородили дорогу барину. Картина получилась довольно трогательная: человек пятнадцать мужиков стояли без шапок
на коленях, а говорки в это
время подавали свою бумагу.
— Ах, вы, ироды, ироды!.. — ругался Родион Антоныч, наступая
на ходоков по-петушиному. — Не нашли другого
времени… а? Уж я говорил-говорил вам, а вот теперь и пеняйте
на себя. Лезут с бумагой к барину, когда тому некогда…
В это
время мимо них прошел Лаптев; он вел Лу-шу, отыскивая место для кадрили. Девушка шла сквозь строй косых и завистливых взглядов с гордой улыбкой
на губах. Раиса Павловна опять испытывала странное волнение и боялась взглянуть
на свою любимицу; по восклицанию Прейна она еще раз убедилась в начинавшемся торжестве Луши.
Прозоров взглянул
на Сарматова какими-то мутными осоловелыми глазами и даже открыл искривившийся рот, чтобы что-то ответить, но в это
время благодетельная рука Родиона Антоныча увлекла его к столику, где уже стоял графин с водкой. Искушение было слишком сильно, и Прозоров, махнув рукой в сторону Сарматова, поместился за столом, рядом с Иудой.
Сам набоб проводил свое
время на гуляньях в обществе Раисы Павловны или Нины Леонтьевны, причем заметно скучал и часто грыз слоновый набалдашник своей палки.
Модные журналы как-то упустили из виду возможность такого случая; самые смелые дамы, как m-me Сарматова, некоторое
время колебались даже пред мужским костюмом, но когда узнали, что в таком костюме едет
на охоту Прозорова, то восстали против нее с презрением.
Небольшой плоскодонный пароход, таскавший
на буксире в обыкновенное
время барки с дровами, был вычищен и перекрашен заново, а
на носу и в корме были устроены даже каюты из полотняных драпировок. Обитые красным сукном скамьи и ковры дополняли картину. В носовой части были помещены музыканты, а в кормовой остальная публика. До Рассыпного Камня по озеру считалось всего верст девятнадцать, но пароход нагружался с раннего утра всевозможной «яствой и питвой», точно он готовился в кругосветную экспедицию.
Переползая с камня
на камень, набоб оборвал и исцарапал руки и больно ушиб левое колено, так что даже стиснул зубы от боли, но цель была близка, а
время дорого.
И сам он в былые
времена тоже умел проделывать кое-что по части эквилибристики, но теперь зажирел и вообще сделался тяжел
на подъем.
Генерал тоже был недоволен детским легкомыслием набоба и только пожимал плечами. Что это такое в самом деле? Владелец заводов — и подобные сцены… Нужно быть безнадежным идиотом, чтобы находить удовольствие в этом дурацком катанье по траве. Между тем
время летит, дорогое
время, каждый час которого является прорехой в интересах русского горного дела. Завтра нужно ехать
на заводы, а эти господа утешаются бог знает чем!
Луша сидела
на стуле рядом с Раисой Павловной и при последних словах едва заметно улыбнулась. Она точно выросла и возмужала за последнее
время и держалась с самой непринужденной простотой, какая дается другим только путем мучительной дрессировки. Набоб заметил улыбку Луши и тоже улыбнулся: они понимали друг друга без слов.
— А я смеялась потому, что эта глупая рожа мне надоела. Скажите
на милость, что этому Платону Васильичу понадобилось в саду в такое
время? Еще разболтает чего-нибудь сглупа. Мне все равно, а все-таки меньше разговоров — лучше… Скоро ли вы прогоните этого дурака, Прейн?
Набоб поклонился и сказал
на это приветствие несколько казенных фраз, какие говорятся в таких торжественных случаях. Родион Антоныч сидел все
время как
на угольях и чувствовал себя таким маленьким, точно генерал ему хотел сказать: «А ты зачем сюда, братец, затесался?» Майзель, Вершинин и Тетюев держали себя с достоинством, как люди бывалые, хотя немного и косились
на записную книжку Перекрестова.
— Чтобы не терять напрасно
времени, мы прямо приступим к тому вопросу, который отчасти и вызвал поездку Евгения Константиныча
на заводы, — вновь начал генерал, перебирая бумаги около себя.
— Помилуйте, Нина Леонтьевна, да зачем же я сюда и приехал?.. О, я всей душой и всегда был предан интересам горной русской промышленности, о которой думал в степях Северной Америки, в Индийском океане,
на Ниле: это моя idee fixe [Навязчивая мысль (фр.).]. Ведь мы живем с вами в железный век; железо — это душа нашего
времени, мы чуть не дышим железом…
В последнее
время Братковский имел меньше
времени для свиданий с Аннинькой, потому что в качестве секретаря генерала должен был присутствовать
на консультации, где вел журнал заседаний и докладывал протоколы генерала, а потом получил роль в новой пьесе, которую Сарматов ставил
на домашней сцене. С секретарскими работами Аннинька мирилась; но чтобы ее «предмет» в качестве jeune premier [Первого любовника (фр.).] при всех
на сцене целовал Наташу Шестеркину, — это было выше ее сил.
Театральная суматоха была нарушена трагико-комическим эпизодом, который направлен был рукой какого-то шутника против Сарматова. Именно, во
время одной репетиции, когда все актеры были в сборе,
на сцене неожиданно появилась Прасковья Семеновна, украшенная розовыми бантиками.
На Лушу этот маленький эпизод подействовал крайне тяжело, и она просидела все
время в уборной, пока Прасковья Семеновна кричала и плакала
на сцене.
Но генерал был неумолим и
на этот раз поставил
на своем, заставив набоба проглотить доклад целиком. Чтение продолжалось с небольшими перерывами битых часов пять. Конечно, Евгений Константиныч не дослушал и первой части этого феноменального труда с надлежащим вниманием, а все остальное
время сумрачно шагал по кабинету, заложив руки за спину, как приговоренный к смерти. Генерал слишком увлекся своей ролью, чтобы замечать истинный ход мыслей и чувств своей жертвы.
— С Горемыкиным?.. Ничего нет легче, генерал. Пусть он пока останется
на том же месте, а мы тем
временем успеем приискать подходящего преемника.