Неточные совпадения
Она была очень некрасива в настоящую минуту: желтое, сморщенное лицо, с мешками под глазами, неприятно выкаченные серые глаза, взбитые клочьями остатки белокурых
волос на голове и брюзглая полнота, которая портила ей шею, плечи и талию.
— Знаю, знаю… — торопливо отозвался Прозоров, взбивая
на голове
волосы привычным жестом. — Знаю, что за делом, только не знаю, за каким…
Девушка показала свои густые мокрые
волосы, завернутые толстым узлом и прикрытые сверху пестрым бумажным платком, который был сильно надвинут
на глаза, как носят заводские бабы.
Прозоров и здесь сыграл самую жалкую, бесхарактерную роль: валялся в ногах, плакал, рвал
на себе
волосы, вымаливая прощение, и, вероятно, добился бы обидного для всякого другого мужчины снисхождения, если бы Раиса Павловна забыла его.
Прозоров страшно горевал о жене, рвал
на себе
волосы и неистовствовал, клялся для успокоения ее памяти исправиться, но не мог никак освободиться от влияния Раисы Павловны, которая не выпускала его из своих рук.
Тетюев рвал
на себе
волосы, когда заходила речь о Куржаке, но поделать с последовательной политикой Родиона Антоныча ничего не мог.
Среди общего молчания раздавались только шаги Анниньки и m-lle Эммы: девицы, обнявшись, уныло бродили из комнаты в комнату, нервно оправляя
на своих парадных шелковых платьях бантики и ленточки. Раиса Павловна сама устраивала им костюмы и, как всегда, осталась очень недовольна m-lle Эммой. Аннинька была хороша — и своей стройной фигуркой, и интересной бледностью, и лихорадочно горевшими глазами, и чайной розой, небрежно заколотой в темных, гладко зачесанных
волосах.
Дормез остановился перед церковью, и к нему торопливо подбежал молодцеватый становой с несколькими казаками, в пылу усердия делая под козырек. С заднего сиденья нерешительно поднялся полный, среднего роста молодой человек, в пестром шотландском костюме.
На вид ему было лет тридцать; большие серые глаза, с полузакрытыми веками, смотрели усталым, неподвижным взглядом. Его правильное лицо с орлиным носом и белокурыми кудрявыми
волосами много теряло от какой-то обрюзгшей полноты.
В своем шелковом кофейном платье, с высоко взбитыми
волосами на голове, она походила
на театральную королеву, которая готовится из-за кулис выйти
на сцену с заученным монологом
на губах.
Мелькнула шапочка Лаптева, его волнистые белокурые
волосы; Прейн весело раскланялся с Раисой Павловной и, прищурившись, пристально взглянул
на Лушу.
— Набоб приехал… Ха-ха! — смеется он своим нехорошим смехом, откидывая
волосы. — Народный восторг и общее виляние хвостов. О почтеннейшие подлецы с Мироном Блиновым во главе! Неужели еще не выросла та осина,
на которой всех вас следует перевешать… Комедия из комедий и всероссийское позорище. Доколе, о господи, ты будешь терпеть сих подлецов?.. А царица Раиса здорово струхнула, даже до седьмого пота. Ха-ха!
Она видит обрюзглого молодого человека, который смотрел
на нее давеча из коляски, видит его волнистые белокурые
волосы и переживает тяжелое, томительное чувство странной зависти за свое существование.
— Я и говорю об этом. Такие же глаза, такие же
волосы и такая же цветущая сильная фигура… Он очень походит
на свою сестру. Как ты находишь, Альфред?
Луша поднялась с своего диванчика и неловко подала руку Евгению Константинычу, который неподвижно, с застывшей улыбкой
на губах, смотрел
на ее белое кисейное платье,
на скромно открытые плечи,
на несложившиеся руки с розовыми локтями,
на маленькую розу, заколотую в темной волне русых
волос.
Девушка торопливо протянула свою руку и почувствовала, с странным трепетом в душе, как к ее тонким розовым пальцам прильнуло горячее лицо набоба и его белокурые
волосы обвили ее шелковой волной. Ее
на мгновенье охватило торжествующее чувство удовлетворенной гордости: набоб пресмыкался у ее ног точно так же, как пресмыкались пред ним сотни других, таких же жалких людей.
Раиса Павловна с материнской нежностью следила за всеми перипетиями развертывавшейся
на ее глазах истории и совершенно незаметно оставила молодых людей одних, предоставляя руководить ими лучшего из учителей — природу. Когда платье Раисы Павловны, цвета античной бронзы, скрылось в дверях, набоб, откинув нетерпеливо свои белокурые волнистые
волосы назад, придвинул свой стул ближе к дивану и проговорил...
Но уговорить Анниньку было не так-то легко: она скрежетала зубами, рвала
на себе
волосы и вообще страшно неистовствовала.
Братковский несколько раз посмотрел
на часы и все поправлял свои русые
волосы нетерпеливым жестом.
По блесткам дождевых капель в
волосах и по темным пятнам от таких же капель
на платье и
на большой темной шали, в которую она куталась до самого подбородка, было видно, что Раиса Павловна только что пришла.
Луша слушала эту плохо вязавшуюся тираду с скучающим видом человека, который знает вперед все от слова до слова. Несколько раз она нетерпеливо откидывала свою красивую голову
на спинку дивана и поправляла
волосы, собранные
на затылке широким узлом; дешевенькое ситцевое платье красивыми складками ложилось около ног, открывая широким вырезом белую шею с круглой ямочкой в том месте, где срастались ключицы.
— Отлично… ха-ха!.. Менений Агриппа… прекрррасно!.. — продолжал он, поправляя
волосы неверным жестом. — А Менений Агриппа не рассказал вам, Мирон Геннадьич, о будущей Ирландии, которую вы насаждаете
на Урале с самым похвальным усердием? Менений Агриппа!.. О великие ловцы пред господом, вы действительно являетесь великим российским желудком… Ха-ха!.. А я вам прочитаю лучше вот что, господа...
Неточные совпадения
Волоса на нем стриженые, с проседью.
Вгляделся барин в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот; у глаз, у рта // Излучины, как трещины //
На высохшей земле; // И сам
на землю-матушку // Похож он: шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное лицо, // Рука — кора древесная, // А
волосы — песок.
Зерно, что в землю брошено, // И овощь огородная, // И
волос на нечесаной // Мужицкой голове — // Все ваше, все господское!
Пригож-румян, широк-могуч, // Рус
волосом, тих говором — // Пал
на́ сердце Филипп!
Усоловцы крестилися, // Начальник бил глашатая: // «Попомнишь ты, анафема, // Судью ерусалимского!» // У парня, у подводчика, // С испуга вожжи выпали // И
волос дыбом стал! // И, как
на грех, воинская // Команда утром грянула: // В Устой, село недальное, // Солдатики пришли. // Допросы! усмирение! — // Тревога! по спопутности // Досталось и усоловцам: // Пророчество строптивого // Чуть в точку не сбылось.