Неточные совпадения
— Если бы Лаптев ехал только с генералом Блиновым да с Прейном — это все были бы пустяки, а тут замешалась особа. Кто она? Что ей
за дело до нас?
— И опять глупо: этакую новость сообщил! Кто же этого не знает… ну, скажите, кто этого не знает? И Вершинину, и Майзелю, и Тетюеву, и всем давно хочется столкнуть нас с места; даже я
за вас не могу поручиться в этом случае, но это — все пустяки и не в том
дело. Вы мне скажите: кто эта особа, которая едет с Блиновым?
— Знаю, знаю… — торопливо отозвался Прозоров, взбивая на голове волосы привычным жестом. — Знаю, что
за делом, только не знаю,
за каким…
Афанасья, худая и длинная особа, с костлявыми руками и узким злым лицом, молча принялась
за дело.
— А что, Лукреция, Яшка Кормилицын все еще ухаживает
за тобой? Ах, бисов сын! Ну, да ничего,
дело житейское, а он парень хороший — как раз под дамское седло годится. А все-таки враг горами качает...
Жена Прозорова скоро разглядела своего мужа и мирилась с своей мудреной долей только ради детей. Мужа она уважала как пассивно-честного человека, но в его уме разочаровалась окончательно. Так они жили год
за годом с скрытым недовольством друг против друга, связанные привычкой и детьми. Вероятно, они так дотянули бы до естественной развязки, какая необходимо наступает для всякого, но, к несчастью их обоих, выпал новый случай, который перевернул все вверх
дном.
Капля
за каплей она прививала девочке свой мизантропический взгляд на жизнь и людей, стараясь этим путем застраховать ее от всяких опасностей; в каждом
деле она старалась показать прежде всего его черную сторону, а в людях — их недостатки и пороки.
Целый
день Родиона Антоныча был испорчен: везде и все было неладно, все не так, как раньше. Кофе был пережарен, сливки пригорели;
за обедом говядину подали пересушенную, даже сигара, и та сегодня как-то немного воняла, хотя Родион Антоныч постоянно курил сигары по шести рублей сотня.
Именно, Прейн назначил внезапную ревизию заводоуправления и послал
за Тетюевым как раз в тот момент, когда старик только что сел обедать — самое священное время тетюевского
дня.
Тогда взялся
за эту распрю Родион Антоныч и покончил ее в несколько
дней: подыскал несколько подходящих старичков, усовестил их, наобещал золотые горы, и те подмахнули
за все общество.
Горемыкин, несмотря на свои физические немощи и плохое зрение, всегда сам наблюдал
за производившимися работами, а теперь в особенности, потому что
дело было спешное.
— Да нам до других заводов
дела нет: там свои управители есть, и пусть отдуваются. Да Лаптев едва ли и поедет от нас… Нам придется
за всех здесь муку принимать.
— Уж это что говорить, знамо
дело, что все барином дышим! — согласился
за всех кто-то в толпе.
Его гений не знал меры и границ: в Америке на всемирной выставке он защищал интересы русской промышленности, в последнюю испанскую войну ездил к Дон-Карлосу с какими-то дипломатическими представлениями, в Англии «поднимал русский рубль», в Черногории являлся борцом
за славянское
дело, в Китае защищал русские интересы и т. д.
В это время прибежал лакей, разыскивавший Прейна по всему дому, и интересный разговор остался недоконченным. Евгений Константиныч кушали свой утренний кофе и уже два раза спрашивали Альфреда Осипыча. Прейн нашел своего повелителя в столовой, где он
за стаканом кофе слушал беседу генерала на тему о причинах упадка русского горного
дела.
Летучий сидел уже с осовелыми, слипавшимися глазами и смотрел кругом с философским спокойствием, потому что его роль была
за обеденным столом, а не
за кофе. «Почти молодые» приличные люди сделали серьезные лица и упорно смотрели прямо в рот генералу и, по-видимому, вполне
разделяли его взгляды на причины упадка русского горного
дела.
Такой особенностью Евгения Константиныча служила уже упомянутая нами взбалмошность: никто не мог поручиться
за его завтрашний
день.
— А я так рад был видеть тебя, — заговорил генерал после длинной паузы. — Кроме того, я надеялся кое-что разузнать от тебя о том
деле, по которому приехал сюда, то есть я не хочу во имя нашей дружбы сделать из тебя шпиона, а просто… ну, одним словом, будем вместе работать. Я взялся
за дело и должен выполнить его добросовестно. Если хочешь, я продался Лаптеву, как рабочий, но не продавал ему своих убеждений.
— Однако будет, господа, толковать о пустяках, — остановил эти препирательства Майзель. — Приступимте к
делу; Авдей Никитич,
за вами первое слово. Вы уж высказали мысль о необходимости действовать вместе, и теперь остается только выработать самую форму нашего протеста, чтобы этим дать
делу сразу надлежащий ход. Как вы полагаете, господа?
— Нет, это ты, ваше превосходительство, неправильно говоришь, — отрезал Ермило Кожин, когда генерал кончил. — Конечно, мы люди темные, не ученые, а ты — неправильно. И насчет покосу неправильно, потому мужику лошадь с коровою первое
дело… А десятинки две ежели у мужика есть, так он от свободности и пашенку распашет — не все же на фабрике да по куреням болтаться. Тоже вот насчет выгону… Наша заводская лошадь зиму-то зимскую
за двоих робит, а летом ей и отдохнуть надо.
Вечером этого же
дня генерал послал
за Родионом Антонычем, который и явился в генеральский флигель с замирающим сердцем. Генерал принял его сухо, даже строго. Наружность Родиона Антоныча произвела на него отталкивающее впечатление, хотя он старался подавить в себе это невольное чувство, желая отнестись к секретарю Горемыкина вполне беспристрастно.
Игра втемную началась. Каждая сторона старалась сохранить
за собой все выгодные стороны своей позиции, и генерал скоро почувствовал, что имеет
дело с очень опытным и сильным противником, тем более что
за ним стояла Раиса Павловна и отчасти Прейн. Из объяснений Родиона Антоныча он вынес на первый раз очень немного, потому что
дело требовало рассмотрения массы документов, статистического материала и разных специальных сведений.
Дело в том, что Прейн серьезно взялся
за дело и повел его опытной рукой.
Я скажу прямо, Евгений Константиныч: Платон Васильич, как все добрые люди, позволяет себя водить
за нос разным пройдохам и доморощенным дельцам и смотрит на
дело из вторых рук.
Луша засмеялась и замолчала. Лаптев заложил ногу
за ногу, начал жаловаться на одолевавшую его скуку, на глупые
дела, с которыми к нему пристает генерал каждый
день, и кончил уверением, что непременно уехал бы завтра же в Петербург, если бы не сегодняшняя встреча.
— Виталий Кузьмич! Виталий Кузьмич!.. — шептал Сахаров, удерживая Прозорова
за рукав. — Это
дело нужно оставить… Ей-богу, так: оставить. Выпьемте лучше по рюмочке…
Несомненный успех первой аудиенции служил ручательством
за успех всего
дела; теперь оставалось только устроить счастливую поездку набоба по заводам — и
дело в шляпе.
Днем он не имел возможности поговорить с Лушей,
за исключением двух-трех случайно брошенных фраз; девушка точно с намерением избегала его общества и под разными предлогами ловко увертывалась от него.
— Хочешь быть моей женой, Луша? — шептал потерявший голову набоб. — Я все тебе отдам… Вот все, что отсюда можно видеть
днем. Это все будет твое…
за одно твое ласковое слово.
Такой оборот
дела поставил генерала в совершенный тупик: ему тоже следовало ехать
за Ниной Леонтьевной, но Лаптев еще оставался в горах. Бросить набоба в такую минуту, когда предстоял осмотр заводов, значило свести все
дело на нет. Но никакие просьбы, никакие увещания не привели ни к чему, кроме самых едких замечаний и оскорблений.
Губить русское горное
дело из-за таких пустяков, во всяком случае, не стоило, тем более что столько уже было сделано и оставалось только подвести итоги.
Ведь они умные только
за обедами да
за завтраками, а тут нужно будет
дело делать.
Родион Антоныч не смутился и пункт
за пунктом принялся разбивать обвинения своих противников, причем воодушевился настолько, что удивил всех своей смелостью и отчетливым знанием
дела.
К передрягам и интригам «большого» и «малого» двора m-lle Эмма относилась совсем индифферентно, как к
делу для нее постороннему, а пока с удовольствием танцевала, ела
за четверых и не без удовольствия слушала болтовню Перекрестова, который имел на нее свои виды, потому что вообще питал большую слабость к женщинам здоровой комплекции, с круглыми руками и ногами.
— Мы люди умные и отлично поймем друг друга, — говорил гнусавым голосом Перекрестов, дергая себя
за бороденку. — Я надеюсь, что разные охи и вздохи для нас совсем лишние церемонии, и мы могли бы приступить к
делу прямо, без предисловий. Нынче и книги без предисловий печатаются: открывай первую страницу и читай.
Про свою жизнь не буду тебе рассказывать — слишком много глупостей, или, вернее, одна сплошная глупость, хотя я всегда слыла
за особу, которая умеет обделывать свои
дела и ни перед чем не остановится.
Единственным утешением оставалось сознание, что окружавшие меня люди, с которыми мне приходилось иметь
дело, ничем не лучше,
за исключением разве того, что они в большинстве случаев были непроходимо глупы.
— Не понимаю, не понимаю, не понимаю! — кричал Прейн, схватившись
за голову. — Какое
дело? куда уехал?..
Растроганная и умиленная неожиданным успехом, Раиса Павловна на мгновение даже сделалась красивой женщиной, всего на одно мгновение лицо покрылось румянцем, глаза блестели, в движениях сказалось кокетство женщины, привыкшей быть красивой. Но эта красота была похожа на тот солнечный луч, который в серый осенний
день на мгновение прокрадывается из-за бесконечных туч, чтобы в последний раз поцеловать холоднеющую землю.
По сдержанному выражению лица Раисы Павловны Прейн понял с своей обычной проницательностью, что ее смущает: ей хотелось окончательно уничтожить Нину Леонтьевну, а назначение Тетюева в Петербург будет принято «болванкой»
за дело ее рук.
— Это наша общая цель, генерал, и мы будем работать в этом направлении, — ораторствовал Прейн, шагая по кабинету с заложенными
за спину руками. — Нам нужно дорожить каждым хорошим человеком в таком громадном
деле, и я беру на себя смелость обратить ваше особенное внимание, что нам прежде всего важно привлечь к этой работе освежающие элементы.
На другой
день после парадного обеда генерал Блинов уехал из Кукарского завода, а
за ним потянулась длинным хвостом нахлынувшая с Лаптевым на Урал челядь. Так после веселого ужина или бала прислуга выметает разный сор из комнаты! Этот человеческий хлам выметал сам себя из зала недавнего пиршества.