Неточные совпадения
Заводские мастеровые отличаются от каменских своими запеченными в огненной работе лицами, изможденным видом и
тем особенным, неуловимым шиком, с каким умеет держать себя только настоящая заводская косточка. И чекмень
на нем
не так сидит, и шляпа сдвинута
на ухо, и ходит черт-чертом. Впрочем,
на сплав идут с заводов только самые оголтелые мастеровые, которым больше деваться некуда, а главное — нечем платить подати.
— Может, и так, кто их знает, а я к
тому вымолвил, што супротив наших деревенских очень уж безобразничают. Конечно, им
на сплав рукой подать, и время они никакого
не знают…
— Сначала я и сам
то же подумал, но дело в
том, что такое опьянение происходит и от хлеба. Ест-ест, пока замертво
не свалится, потом отдышится и опять ест. Страшно
на них смотреть.
Не хотите ли полюбопытствовать?
— Ну, так досыта наглядитесь, чего стоят эти роскошные ужины, дорогие вина и тайные дивиденды караванной челяди. Живым мясом рвут все из-под
той же бурлацкой спины… Вы только подумайте, чего стоит снять с мели одну барку в полую воду, когда по реке идет еще лед? Люди идут
на верную смерть, а их даже
не рассчитают порядком… В результате получается масса калек, увечных, больных.
Воспользовавшись этой царской грамотой, Строгановы к своей казацкой вольнице присоединили разных охочих людей, недостатка в которых в
то смутное время
не было, и двинули эту орду вверх по реке Чусовой, чтобы в свою очередь учинить нападение
на «недоброжелательных соседей»,
то есть
на тех вогуличей и остяков, которые приходили с Махметкулом.
Бедную старуху много раз поднимали
на дыбу, били плетьми и жгли огнем, пока она
не скончалась в
той же «бедности».
Мужние жены представляют некоторое исключение, с
той разницей, что всегда щеголяют с фонарями
на физиономии, редкий день
не бывают биты и вообще испивают самую горькую чашу.
На задней палубе толклось несколько башкир. Они держались особняком,
не понимая остроумной русской речи. Это были
те самые, которые три дня
тому назад лакомились «веселой скотинкой». Кравченко попробовал было заговорить с одним, но скоро отстал: башкиры были настолько жалки, что никакая шутка
не шла с языка, глядя
на их бронзовые лица.
В таких случаях, если барка
не поставлена «нос
на отрыск», она, задев днищем за берег, принуждена бывает «отуриться»,
то есть идти вперед кормой.
—
На что в межень — и
то по Кашкинскому перебору, пожалуй,
не вдруг в лодке проедешь, — объяснял Савоська. —
Того гляди, выворотит вверх дном… Сердитое место.
— Кабы кого порешило, так лежал бы
на бережку тут же, а
то, значит, все целы остались. Барка-то с пшеницей была, она как ударилась в боец —
не ко дну сейчас, а по-маненьку и отползла от бойца-то. Это
не то, что вот барка с чугуном:
та бы под бойцом сейчас же захлебнулась бы, а эта хошь
на одном боку да плывет.
Представьте себе
на месте нынешнего Урала первобытный океан,
тот океан, который
не занесен ни в какие учебники географии.
— Ха-ха… Видно, кто
на море
не бывал,
тот досыта богу
не маливался. Ну, настоящая страсть еще впереди: это все были только цветочки, а уж там ягодки пойдут. Порша! скомандуй насчет чаю и всякое прочее.
— То-то!.. Ты ведь у меня золото, а
не сплавщик. Ну, кто у тебя
на барке плывет? — уже шутливо спрашивал он.
Мне
не один раз приходилось слышать
на Чусовой рассказы о разбойнике Рассказове с самыми разнообразными вариациями; бурлаки любят эту темную, полумифическую личность за
те хитрости, какими обходил Рассказов своих врагов.
— Середка
на половине… А
та беда, что дождик-то
не унимается. Речонки больно подпирают Чусовую с боков: так разыгрались, что на-поди! А чем дальше плыть,
тем воды больше будет.
На задней палубе тоже
не было веселых лиц, за исключением неугомонной востроглазой Даренки, которая, кажется, очень хорошо познакомилась с Кравченком и задорно хихикала каждый раз, когда
тот отпускал каламбуры.
Повторять приказания было
не нужно. Бубнов
на берегу обрубил канат в
том месте, где он мертвой петлей был закреплен за вырванное дерево. Освобожденный от тормоза канат был собран в лодку, наскоро была устроена новая петля и благополучно закреплена за матерую ель. Сила движения была так велика, что огниво, несмотря
на обливанье водой, загорелось огнем.
— У меня
не разбродиться по берегу, — говорил Савоська почти каждому бурлаку, пока Порша производил неизбежную щупку, — а
то штраф…
На носу это себе зарубите. Слышали?
В общих чертах повторилась
та же самая картина, что и вчера:
те же огни
на берегу,
те же кучки бурлаков около них, только недоставало вчерашнего оживления. Первой заботой каждого было обсушиться, что под открытым небом было
не совсем удобно. Некоторые бурлаки, кроме штанов и рубахи, ничего
не имели
на себе и производили обсушивание платья довольно оригинальным образом: сначала снимались штаны и высушивались
на огне, потом
той же участи подвергалась рубаха.
В мужицкой голове еще сохранились воспоминания о
тех картофельных бунтах, какие разыгрывались
на Урале во времена еще
не столь отдаленные.
— Так без погребения и покинули. Поп-то к отвалу только приехал… Ну, добрые люди похоронят. А вот Степушки жаль… Помнишь, парень, который в огневице лежал.
Не успел оклематься [Оклематься — поправиться. (Прим. Д.Н.Мамина-Сибиряка.)] к отвалу… Плачет, когда провожал. Что будешь делать: кому уж какой предел
на роду написан,
тот и будет. От пределу
не уйдешь!.. Вон шестерых, сказывают, вытащили утопленников… Ох-хо-хо! Царствие им небесное!
Не затем, поди, шли, чтобы головушку загубить…
В последнем случае все условия сплава совершенно изменяются: там, где достаточно было сорока человек, теперь нужно становить
на барку целых шестьдесят, да и
то нельзя поручиться, что вода
не одолеет под первым же бойцом.
Под палубой устроилась целая бабья колония, которая сейчас же натащила сюда всякого хламу, несмотря ни
на какие причитания Порши. Он даже несколько раз вступал с бабами врукопашную, но
те подымали такой крик, что Порше ничего
не оставалось, как только ретироваться. Удивительнее всего было
то, что, когда мужики голодали и зябли
на берегу, бабы жили чуть
не роскошно. У них всего было вдоволь относительно харчей. Даже забвенная Маришка — и
та жевала какую-то поземину, вероятно свалившуюся к ней прямо с неба.
Маришка ничего
не ответила и продолжала стоять
на том же месте, как пень. Когда доска была вытащена из воды, оказалось, что снизу к ней была привязана медная штыка. Очевидно, это была работа Маришки: все улики были против нее. Порша поднял такой гвалт, что народ сбежался с берегу, как
на пожар.
— Жена — значит, своя рука владыка. Хошь расшиби
на мелкие крошки — наше дело сторона… Ежели бы Гришка постороннюю женщину стал этак колышматить, ну, тогда, известно, все заступились бы, а
то ведь Маришка ему жена. Ничего, барин,
не поделаешь…
Составлен был совет из Савоськи, Порши и Лупана. Пошумели, побранились и порешили, что
не в пример лучше отодрать воров лычагами, а
то еще в Перми по судам с ними таскайся да хлопочи. Исполнение этого решения было предоставлено косным, которые устроили порку тут же
на палубе. Всем троим было дано по десяти лычаг.
Когда вода спала
на три четверти аршина, подошла партия бурлаков из Кыновского завода. Нужно было дорожить временем, чтобы
не запоздать. Новые бурлаки нанесли самых невеселых новостей, которые главным образом вертелись около «убивших» барок
на камнях,
то есть между Уткой и Кыном. Их считали десятками. Вообще нынешний сплав задался совсем
не в пример прошлым годам, и получалась невероятная цифра крушений, когда еще
не было пройдено и половины пути.
— Хошь обливайся, когда гонят в ледяную воду или к вороту поставят. Только от этой работы много бурлачков
на тот свет уходит… Тут лошадь
не пошлешь в воду, а бурлаки по неделям в воде стоят.
Под селом Вереи, которое стоит
на крутом правом берегу, наша барка неожиданно села
на огрудок благодаря
тому, что дорогу нам загородила другая барка, которая здесь сидела уже второй день. Сплавщики обеих барок ругнули друг друга при таком благоприятном случае, но одной бранью омелевшей барки
не снимешь. Порша особенно неистовствовал и даже плевал в сплавщика соседней барки, выкрикивая тончайшим фальцетом...
— Ведь черт его знал, что он тут сидит! — рассуждали бурлаки, срывая злобу
на чужом сплавщике. — Кабы знать, так
не то бы и было… Мы вон как хватски пробежали под Молоковом, а тут за лягушку запнулись.
— Братцы! Еще разик ударьте! — упрашивал Савоська. — По стакану
на брата… Ей, Порша, подноси! Только
не вылезайте из воды, а
то простоим у огрудка ночь, воду опустим, кабы совсем
не омелеть.
Что будет дальше — бурлак
не думает, и мы
не обвиним его за эту отчаянную гульбу, которой он наверстывает все
те лишения и невзгоды, какие перенес
на весеннем сплаву.
— Удержатся,
не удержатся до послезавтра, — ответила Степанька,
та самая шустрая бабенка, которая работала у нас
на передней палубе.
А привалили
на место, примерно сказать в эту самую Пермь, надо делать рабочим окончательный расчет:
тому недодал полтинника, с другого штраф вычел, третьего совсем
не рассчитал — опять тебе прибыль…
Только сидим мы этак, разговляемся, а дядя-то Селифон и говорит тетке: «Мать, где у нас Федор?» А тетка этак ему сердито ответила: «Где ему, Федьке, быть,
на сарае дрыхнет…» Дяде теткины-то слова и
не поглянись, взбурил он
на нее, как матерый волчище, а сам опять свое: «Надо позвать Федьку разговляться, а
то нехорошо: сегодня всем праздник».
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже
на чай и сахар. Если ж и были какие взятки,
то самая малость: к столу что-нибудь да
на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек,
то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что
на жизнь мою готовы покуситься.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать
на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо…
не вспомню его фамилии, никак
не может обойтись без
того, чтобы, взошедши
на кафедру,
не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и
на свете еще
не было, что может все сделать, все, все, все!
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже
на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
