Неточные совпадения
Шуткою сказанное
отцом Николаем слово, что Русь во Христа крестилась, но еще во Христа не облекалась, только тем и легко, что оно сказано шуточно, а в существе оно слово
жестокое.
Удивленный таким ответом,
отец Захария спросил, на чем он основывает свое заключение, и он отвечал, что на том, что в природе много несправедливого и
жестокого, и на первое указал на смерть, посланную всем за грехопадение одного человека.
Но успокойся! // Тот, кто достоин был воспоминанья, // Тот и тебя достоин. Испытанья // Пройдут. — И я тебе клянуся, // Что упрошу
жестокого отца. // Позволит он соединиться вам; // И счастие опять украсит // Твои ланиты пламенным румянцем; // Не плачь, не плачь — не всё гроза бушует, // Проглянет солнце, и цветок, измятый // Порывом ветра, встанет обогреться…
И всем хотелось видеть его страдающим, сломленным и сознающим, что он виновен дважды в смерти дочери: как
жестокий отец и дурной священнослужитель, не могший уберечь от греха свою же плоть.
Фердинанду минуло двадцать три года. Он простудился, получил жестокую горячку и умер. Это несчастье, посланное небом, как бы в наказание
жестокому отцу и супругу, поразило его. Казалось, эта потеря должна была бы возвратить его любовь к старшему сыну. Нет, он и тут остался для него чужд по-прежнему.
Неточные совпадения
— Сатана, изыди, сатана, изыди! — повторял он с каждым крестом. — Извергая извергну! — возопил он опять. Был он в своей грубой рясе, подпоясанной вервием. Из-под посконной рубахи выглядывала обнаженная грудь его, обросшая седыми волосами. Ноги же совсем были босы. Как только стал он махать руками, стали сотрясаться и звенеть
жестокие вериги, которые носил он под рясой.
Отец Паисий прервал чтение, выступил вперед и стал пред ним в ожидании.
— Помни, юный, неустанно, — так прямо и безо всякого предисловия начал
отец Паисий, — что мирская наука, соединившись в великую силу, разобрала, в последний век особенно, все, что завещано в книгах святых нам небесного, и после
жестокого анализа у ученых мира сего не осталось изо всей прежней святыни решительно ничего.
Отец любил ее до безумия, но обходился с нею со свойственным ему своенравием, то стараясь угождать малейшим ее прихотям, то пугая ее суровым, а иногда и
жестоким обращением.
— Соберитесь с всеми силами души, умоляйте
отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика, решитесь на
жестокое объяснение: скажите, что если он останется неумолим, то… то вы найдете ужасную защиту… скажите, что богатство не доставит вам и одной минуты счастия; роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение; не отставайте от него, не пугайтесь ни его гнева, ни угроз, пока останется хоть тень надежды, ради бога, не отставайте.
Я не имел к нему никакого уважения и отравлял все минуты его жизни, особенно с тех пор, как я убедился, что, несмотря на все мои усилия, он не может понять двух вещей: десятичных дробей и тройного правила. В душе мальчиков вообще много беспощадного и даже
жестокого; я с свирепостию преследовал бедного вольфенбюттельского егеря пропорциями; меня это до того занимало, что я, мало вступавший в подобные разговоры с моим
отцом, торжественно сообщил ему о глупости Федора Карловича.