— Нет, я в монахи не могу, и спасать свою душу не думал, а просто я
пожалел другого человека, чтобы его не били насмерть палками.
Вот какие были два первые свиданья. Но этот второй обед идет уже как следует; они теперь уже с толком рассказывают друг другу свои истории, а вчера бог знает, что они говорили; они и смеются, и задумываются, и
жалеют друг друга; каждому из них кажется, что другой страдал еще больше… Через полторы недели нанята маленькая дача на Каменном острове, и они поселяются на ней.
У нашей Мухи до того испортился характер, что она совершенно не узнавала самой себя. Раньше, например, она
жалела других мух, когда те погибали, а сейчас думала только о себе. Ей было даже стыдно сказать вслух, что она думала:
Пётр. Чтобы не мучить меня? Как мы однако
жалеем друг друга! Но, мне кажется, наша жалость — самое плохое, что можно выдумать, мама.
Мы довольно долго продолжали между собою ту однообразную военную болтовню, которую знает каждый, кто бывал в походах, жаловались всё одними и теми же выражениями на скуку и продолжительность похода, одним и тем же манером рассуждали о начальстве, всё так же, как много раз прежде, хвалили одного товарища,
жалели другого, удивлялись, как много выиграл тот, как много проиграл этот, и т. д., и т. д.
Неточные совпадения
«Грехи, грехи, — послышалось // Со всех сторон. — Жаль Якова, // Да жутко и за барина, — // Какую принял казнь!» // —
Жалей!.. — Еще прослушали // Два-три рассказа страшные // И горячо заспорили // О том, кто всех грешней? // Один сказал: кабатчики, //
Другой сказал: помещики, // А третий — мужики. // То был Игнатий Прохоров, // Извозом занимавшийся, // Степенный и зажиточный
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не
жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед
другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так сказать, с голоду. А! каково это?
—
Друг мой! — повторила графиня Лидия Ивановна, не спуская с него глаз, и вдруг брови ее поднялись внутренними сторонами, образуя треугольник на лбу; некрасивое желтое лицо ее стало еще некрасивее; но Алексей Александрович почувствовал, что она
жалеет его и готова плакать. И на него нашло умиление: он схватил ее пухлую руку и стал целовать ее.
Но тише! Слышишь? Критик строгий // Повелевает сбросить нам // Элегии венок убогий // И нашей братье рифмачам // Кричит: «Да перестаньте плакать, // И всё одно и то же квакать, //
Жалеть о прежнем, о былом: // Довольно, пойте о
другом!» // — Ты прав, и верно нам укажешь // Трубу, личину и кинжал, // И мыслей мертвый капитал // Отвсюду воскресить прикажешь: // Не так ли,
друг? — Ничуть. Куда! // «Пишите оды, господа,
Позвольте, батюшка. Вот-с — Чацкого, мне
друга, // Андрея Ильича покойного сынок: // Не служит, то есть в том он пользы не находит, // Но захоти — так был бы деловой. // Жаль, очень жаль, он малый с головой // И славно пишет, переводит. // Нельзя не
пожалеть, что с эдаким умом…