Неточные совпадения
Попадья моя
не унялась сегодня проказничать, хотя теперь уже двенадцатый час ночи, и хотя она за обычай всегда в это время спит, и хотя я это и люблю,
чтоб она к полуночи всегда спала, ибо ей
то здорово, а я люблю слегка освежать себя в ночной тишине каким удобно чтением, а иною порой пишу свои нотатки, и нередко, пописав несколько, подхожу к ней спящей и спящую ее целую, и если чем огорчен,
то в сем отрадном поцелуе почерпаю снова бодрость и силу и тогда засыпаю покойно.
Ездил в Плодомасовку приносить мою благодарность; но Марфа Андревна
не приняла, для
того, сказал карлик Никола, что она
не любит,
чтоб ее благодарили, но к сему, однако, прибавил: „А вы, батюшка, все-таки отлично сделали, что изволили приехать, а
то они неспокойны были бы насчет вашей неблагодарности“.
Се же
того ради предлагается, дабы укротити оную весьма жестокую епископам славу,
чтоб оных под руки донележе здрави суть невожено и в землю бы им подручная братия
не кланялась.
23-го апреля. Ахилла появился со шпорами, которые нарочно заказал себе для езды изготовить Пизонскому. Вот что худо, что он ни за что
не может ограничиться на умеренности, а непременно во всем достарается до крайности.
Чтоб остановить его, я моими собственными ногами шпоры эти от Ахиллиных сапог одним ударом отломил, а его просил за эту пошлость и самое наездничество на сей год прекратить. Итак, он ныне у меня под епитимьей. Да что же делать, когда нельзя его
не воздерживать. А
то он и мечами препояшется.
— Ну как
не пойдет? Скажите ему, что я ему приказываю, что я агент тайной полиции и приказываю ему,
чтоб он сейчас шел, а
то я донесу, что он в Петербург собирается.
— Да-с, да-с, да-с, отрекся и отрекаюсь! Вы мне и здесь надоели,
не только
чтоб еще на
том свете я пожелал с вами видеться.
— Ага! А что-с? А
то, говорят,
не расскажет! С чего так
не расскажет? Я сказал — выпрошу, вот и выпросил. Теперь, господа, опять по местам, и
чтоб тихо; а вы, хозяйка, велите Николаше за это, что он будет рассказывать, стакан воды с червонным вином, как в домах подают.
Но тут Алексей Никитич вдруг ненароком маленькую ошибку дал или, пожалуй сказать, перехитрил: намерение их такое было, разумеется, чтобы скорее Марфу Андревну со мною в деревню отправить,
чтоб это тут забылось, они и сказали маменьке: «Вы, — изволят говорить, — маменька,
не беспокойтесь: ее, эту карлушку, найдут, потому что ее ищут, и как найдут, я вам сейчас и отпишу в деревню», — а покойница-то за это слово н ухватились: «Нет уж, говорят, если ищут, так я лучше подожду, я, главное, теперь этого жида-то хочу посмотреть, который ее унес!» Тут, судари мои, мы уж и одного квартального вместе с собою лгать подрядили:
тот всякий день приходит и врет, что «ищут, мол, ее, да
не находят».
На дворе было уже около двух часов ночи, что для уездного города, конечно, было весьма поздно, и Препотенский, плетяся, размышлял, каким способом ему благополучнее доставиться домой,
то есть улизнуть ли потихоньку,
чтоб его
не заметил Ахилла, или, напротив, ввериться его великодушию, так как Варнава когда-то читал, что у черкесов на Кавказе иногда спасаются единственно
тем, что вверяют себя великодушию врага, и теперь он почему-то склонялся к мысли судить об Ахилле по-черкесски.
Туберозов понял, что он все время говорил воздуху,
не имеющему ушей для
того,
чтоб его слышать, и он поник своею белою головой и улыбнулся.
Протопоп опять поцеловал женины руки и пошел дьячить, а Наталья Николаевна свернулась калачиком и заснула, и ей привиделся сон, что вошел будто к ней дьякон Ахилла и говорит: «Что же вы
не помолитесь,
чтоб отцу Савелию легче было страждовать?» — «А как же, — спрашивает Наталья Николаевна, — поучи, как это произнести?» — «А вот, — говорит Ахилла, — что произносите: господи, ими же веси путями спаси!» — «Господи, ими же веси путями спаси!» — благоговейно проговорила Наталья Николаевна и вдруг почувствовала, как будто дьякон ее взял и внес в алтарь, и алтарь
тот огромный-преогромный: столбы — и конца им
не видно, а престол до самого неба и весь сияет яркими огнями, а назади, откуда они уходили, — все будто крошечное, столь крошечное, что даже смешно бы, если бы
не та тревога, что она женщина, а дьякон ее в алтарь внес.
— Да-с, ну вот подите же! А по отца дьякона характеру, видите,
не все равно что село им в голову,
то уж им вынь да положь. «Я, говорят, этого песика по особенному случаю растревоженный домой принес, и хочу,
чтоб он в означение сего случая таким особенным именем назывался, каких и нет»
— И взаправду теперь, — говорил он, — если мы от этой самой ничтожной блохи пойдем дальше,
то и тут нам ничего этого
не видно, потому что тут у нас ни книг этаких настоящих, ни глобусов, ни труб, ничего нет. Мрак невежества до
того, что даже, я тебе скажу, здесь и смелости-то такой, как там, нет,
чтоб очень рассуждать! А там я с литератами, знаешь, сел, полчаса посидел, ну и вижу, что религия, как она есть, так ее и нет, а блоха это положительный хвакт. Так по науке выходит…
Чтение над усопшим дело
не мудрое; люди, маломальски привычные к этому делу, исполняют его без малейшего смущения; но при всем
том и здесь, как во всяком деле,
чтоб оно шло хорошо, нужно соблюдать некоторые практические приемы.
После похорон Туберозова Ахилле оставалось совершить два дела: во-первых, подвергнуться
тому,
чтоб «иной его препоясал», а во-вторых, умереть, будучи, по словам Савелия, «живым отрицанием смерти». Он непосредственно и торопливо принялся приближать к себе и
то и другое. Освободившись от хлопот за погребальным обедом, Ахилла лег на своем войлоке в сеничном чулане и
не подымался.
— А
то делать, что я с моим характером никак на это
не согласен,
чтоб его позабыть.
Теперь он уже ожесточенно ревновал нового протопопа к месту Савелия и придирался к нему, стараясь находить в нем все нехорошее,
чтоб он никак
не мог сравниться с покойным Туберозовым. Чем более новый протопоп всем старогородцам нравился,
тем Ахилла ожесточеннее хотел его ненавидеть.
Неточные совпадения
Да объяви всем,
чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще
не было, что может все сделать, все, все, все!
Купцы. Ей-богу! такого никто
не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь.
То есть,
не то уж говоря,
чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец
не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем
не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело,
чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за
то, что
не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша»
не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру,
чтоб он принял без денег; да скажи,
чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин
не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да
чтоб все живее, а
не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо
не готово.
Артемий Филиппович. Смотрите,
чтоб он вас по почте
не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела
не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и
того… как там следует — чтобы и уши
не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.