Мать Варнавки, бедненькая просвирня, сегодня сказала мне
в слезах, что лекарь с городничим, вероятно по злобе к ее сыну или в насмешку над ним, подарили ему оного утопленника, а он, Варнавка, по глупости своей этот подарок принял, сварил мертвеца в корчагах, в которых она доселе мирно золила свое белье, и отвар вылил под апортовую яблоньку, а кости, собрав, повез в губернский город, и что чрез сие она опасается, что ее драгоценного сына возьмут как убийцу с костями сего человека.
Неточные совпадения
Они всю жизнь свою не теряли способности освещаться присутствием разума;
в них же близкие люди видали и блеск радостного восторга, и туманы скорби, и
слезы умиления;
в них же сверкал порою и огонь негодования, и они бросали искры гнева — гнева не суетного, не сварливого, не мелкого, а гнева большого человека.
Дьякон лучше всех знал эту историю, но рассказывал ее лишь
в минуты крайнего своего волнения,
в часы расстройства, раскаянии и беспокойств, и потому когда говорил о ней, то говорил нередко со
слезами на глазах, с судорогами
в голосе и даже нередко с рыданиями.
При этих словах у дьякона закипали
в груди
слезы, и он, всхлипывая, заканчивал...
В этих целебных
слезах я облегчил мои досаждения и понял, сколь глупа была скорбь моя, и долго после дивился, как дивно врачует природа недуги души человеческой!
Не знаю, что заключалося умного и красноречивого
в простых словах сих, сказанных мною совершенно ех promptu, [Вдруг (лат.).] но могу сказать, что богомольцы мои нечто из сего вняли, и на мою руку, когда я ее подавал при отпуске, пала не одна
слеза. Но это не все: важнейшее для меня только наступало.
В тихой грусти, двое бездетные, сели мы за чай, но был то не чай, а
слезы наши растворялись нам
в питие, и незаметно для себя мы оба заплакали, и оборучь пали мы ниц пред образом Спаса и много и жарко молились Ему об утехе Израилевой.
9-еапреля. Возвратился из-под начала на свое пепелище. Тронут был очень
слезами жены своей, без меня здесь исстрадавшейся, а еще более растрогался
слезами жены дьячка Лукьяна. О себе молчав, эта женщина благодарила меня, что я пострадал за ее мужа. А самого Лукьяна сослали
в пустынь, но всего только, впрочем, на один год. Срок столь непродолжительный, что семья его не истощает и не евши. Ближе к Богу будет по консисторскому соображению.
Просвирня опять юркнула, обтерла
в кухне платочком
слезы и, снова появясь, заговорила...
— Нет, невозможно, Валерьян Николаич, — отвечала она весело и, снова убегая, спешно проглатывала
в кухоньке непрошеную
слезу.
«Господу, — говорю, — было угодно меня таким создать», — да с сими словами и опять заплакал; опять сердце, знаете, сжалось: и сержусь на свои
слезы и плачу. Они же, покойница, глядели, глядели на меня и этак молчком меня к себе одним пальчиком и поманули: я упал им
в ноги, а они положили мою голову
в колени, да и я плачу, и они изволят плакать. Потом встали, да и говорят...
Измаил Петрович возвратился к дамам
в крайнем смущении и застал их
в еще большем. Девицы при его приходе обе вскочили и убежали, чтобы скрыть
слезы, которые прошибли их от материнской гонки, но почтмейстерша сама осталась на жертву.
— Право, — заговорила почтмейстерша с непритворными нервными
слезами на глазах. — Право… я говорю, что ж, он здесь один… я его люблю, как сына; я
в этом не ошибаюсь, и слава богу, что я это прочитала.
На серьезном лице протопопа выразилось удовольствие: он, очевидно, был рад встрече со «старою сказкой»
в такую тяжелую минуту своей жизни и, отворотясь
в сторону, к черным полям, покрытым замерзшею и свернувшеюся озимою зеленью, уронил из глаз тяжелую
слезу —
слезу одинокую и быструю как капля ртути, которая, как сиротка
в лесу, спряталась
в его седой бороде.
Карлик видел эту
слезу и, поняв ее во всем ее значении, тихонько перекрестился. Эта
слеза облегчила грудь Савелия, которая становилась тесною для сжатого
в ней горя. Он мощно дунул пред собою и,
в ответ на приглашение карлика сесть
в его бричку, отвечал...
Они велели ехать еще тише, чтобы не въезжать засветло, и
в сумерки постучали
в железное кольцо знакомых ворот. Послышался оклик: «кто там?», это был голос Ахиллы. Туберозов обтер пальцем
слезу и перекрестился.
Отходящий последним усилием перенес свою руку на голову Ахиллы и с этим уже громкий колоколец заиграл
в его горле, мешаясь с журчаньем слов тихой отходной, которую читал сквозь
слезы Захария.
Вот весь Старогород сопровождает тело Туберозова
в церковь. Обедня и отпевание благодаря Ахилле производили ужасное впечатление; дьякон, что ни начнет говорить, захлебывается, останавливается и заливается
слезами. Рыдания его, разносясь
в толпе, сообщают всем глубочайшую горесть.
Весь облитый
слезами, Ахилла обтер бумажным платком покрытый красными пятнами лоб и судорожно пролепетал дрожащими устами: «
В мире бе и мир его не позна»… и вдруг, не находя более соответствующих слов, дьякон побагровел и, как бы ловя высохшими глазами звуки, начертанные для него
в воздухе, грозно воскликнул: «Но возрят нань его же прободоша», — и с этим он бросил горсть земли на гроб, снял торопливо стихарь и пошел с кладбища.
Неточные совпадения
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов
в море гнал, // Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот ужаса, // Увидишь ряд испуганных, //
Слезами полных глаз!
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не
слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
— Видно, как-никак, а быть мне у бригадира
в полюбовницах! — говорила она, обливаясь
слезами.
Но летописец недаром предварял события намеками:
слезы бригадировы действительно оказались крокодиловыми, и покаяние его было покаяние аспидово. Как только миновала опасность, он засел у себя
в кабинете и начал рапортовать во все места. Десять часов сряду макал он перо
в чернильницу, и чем дальше макал, тем больше становилось оно ядовитым.
Начали сечь Волоса, который выдержал наказание стоически, потом принялись за Ярилу, и говорят, будто бы
в глазах его показались
слезы.