Неточные совпадения
Все эти люди жили такою жизнью и в
то же
время все более или менее несли тяготы друг друга и друг другу восполняли не богатую разнообразием жизнь.
Вот оттуда же, с
той же бакши, несется детский хохот, слышится плеск воды, потом топот босых ребячьих ног по мостовинам, звонкий лай игривой собаки, и все это кажется так близко, что мать протопопица, продолжавшая все это
время сидеть у окна, вскочила и выставила вперед руки.
— Да, прошу тебя, пожалуй усни, — и с этими словами отец протопоп, оседлав свой гордый римский нос большими серебряными очками, начал медленно перелистывать свою синюю книгу. Он не читал, а только перелистывал эту книгу и при
том останавливался не на
том, что в ней было напечатано, а лишь просматривал его собственной рукой исписанные прокладные страницы. Все эти записки были сделаны разновременно и воскрешали пред старым протопопом целый мир воспоминаний, к которым он любил по
временам обращаться.
Только что прихожу домой с пятком освященных после обедни яблок, как на пороге ожидает меня встреча с некоторою довольно старою знакомкой:
то сама попадья моя Наталья Николаевна, выкравшись тихо из церкви, во
время отпуска, приготовила мне, по обычаю, чай с легким фриштиком и стоит стопочкой на пороге, но стоит не с пустыми руками, а с букетом из речной лилеи и садового левкоя.
Попадья моя не унялась сегодня проказничать, хотя теперь уже двенадцатый час ночи, и хотя она за обычай всегда в это
время спит, и хотя я это и люблю, чтоб она к полуночи всегда спала, ибо ей
то здорово, а я люблю слегка освежать себя в ночной тишине каким удобно чтением, а иною порой пишу свои нотатки, и нередко, пописав несколько, подхожу к ней спящей и спящую ее целую, и если чем огорчен,
то в сем отрадном поцелуе почерпаю снова бодрость и силу и тогда засыпаю покойно.
Однако в
то самое
время, как я восторгался женой моей, я и не заметил, что тронувшее Наташу слово мое на Преображеньев день других тронуло совершенно в другую сторону, и я посеял против себя вовсе нежеланное неудовольствие в некоторых лицах в городе.
Напротив, все идет вперемежку, так что даже и интерес ни на минуту не ослабевает:
то оболгут добрые люди,
то начальство потреплет,
то Троадию скорбноглавому в науку меня назначат,
то увлекусь ласками попадьи моей,
то замечтаюсь до самолюбия, а
время в сем все идет да идет, и к смерти все ближе да ближе.
Уповаю, не лгут
те, кои называли сию бабу в свое
время весьма мозговитою.
Противиться мне не
время, однако же минутами горестно сие чувствовал; но делал ради
того, дабы не перерядить попадью в дьячихи, ибо после бывшего со мною и сие возможно.
„А где же его душа в это
время, ибо вы говорили-де, что у скота души нет?“ Отец Захария смутился и ответил только
то, что: „а ну погоди, я вот еще и про это твоему отцу скажу: он тебя опять выпорет“.
Однако все более и более яснеющий рассвет с каждым мгновением позволяет точнее видеть, что это не домовой, и не иной дух, хотя в
то же
время все-таки и не совсем что-либо обыкновенное.
Меж
тем к исправнику, или уездному начальнику, который не был так проворен и еще оставался на суше, в это
время подошла Фелисата: она его распоясала и, сняв с него халат, оставила в одном белье и в пестрой фланелевой фуфайке.
Дарьянов засмеялся, встал и пошел за Варнавой. Между
тем учитель, употребивший это
время на
то, чтобы спрятать свое сокровище, чувствовал здоровый аппетит и при новом приглашении к столу не без труда выдерживал характер и отказывался.
За учителем никто решительно не присматривал, но он, как человек, уже привыкший мечтать об «опасном положении», ничему не верил; он от всего жался и хоронился, чтобы ему не воспрепятствовали докончить свое предприятие и совершить оное в свое
время с полною торжественностью. Прошло уже около часа с
тех пор, как Варнава заключился в сарае, на дворе начало вечереть, и вот у утлой калиточки просвирнина домика звякнуло кольцо.
В
то самое
время, как вдова понеслась с неизвестными целями за своим ученым сыном, откуда-то сверху раздалось громкое и веселое...
Захария во все
время этого рассказа ходил
тою же подпрыгивающею походкой и лишь только на секунду приостанавливался, по
временам устранял со своего пути
то одну,
то другую из шнырявших по комнате белокурых головок, да когда дьякон совсем кончил,
то он при самом последнем слове его рассказа, закусив губами кончик бороды, проронил внушительное: «Да-с, да, да, да, однако ничего».
— Ах, отец Савелий!
Время, государь,
время! — карлик улыбнулся и договорил, шутя: — А к
тому же и строгости надо мной, ваше высокопреподобие, нынче не стало; избаловался после смерти моей благодетельницы. Что? хлеб-соль готовые, кров теплый, всегда ленюсь.
Но в это
время дьякон ни с
того ни с сего вдруг оглушительно фыркнул и, свесив голову за спинку стула, тихо захохотал.
— Да что и хранить-то из
тех времен, когда только в спички стучали да карликов для своей потехи женили.
Теперь волей-неволей, повинуясь неодолимым обстоятельствам, встречаемым на пути нашей хроники, мы должны оставить на
время и старогородского протопопа и предводителя и познакомиться совершенно с другим кружком
того же города.
Лошадиная голова Термосесова была им слегка опущена на грудь, и он как будто почтительно прислушивался к
тому, что думает в это
время в своей голове его начальник.
— Именно до зари. Нет; вы, я вижу, даже молодчина, Препотенский! — похвалил Термосесов и, братясь к возвратившейся в это
время Бизюкиной, добавил: — Нет, мне он очень нравится, а если он меня с попом Туберозовым познакомит,
то я его даже совсем умником назову.
Через час
времени, проведенный Термосесовым в разговоре с Бизюкиной о
том, что ни одному дураку на свете не надо давать чувствовать, что он глуп, учитель явился с приглашением для всех пожаловать на вечер к Порохонцеву и при этом добавил...
— Гражданин, ежели ты только кому-нибудь до
времени пробрешешься, что ты подал просьбу,
то…
Термосесов с Варнавой и либеральною акцизницей прибыли на раут в
то время, когда Туганов с Туберозовым уже прошли через зал и сидели в маленькой гостиной. Другие гости расположились в зале, разговаривали, играли на фортепиано и пробовали что-то петь. Сюда-то прямо и вошли в это самое
время Термосесов, Бизюкина и Варнава.
Туберозов вспыхнул и крепко сжал рукав своей рясы; но в это
время Туганов возразил учителю, что он ошибается, и указал на
то, что вера согревает лучше, чем водка, что все добрые дела наш мужик начинает помолившись, а все худые, за которые в Сибирь ссылают, делает водки напившись.
— Позвольте вас спросить: я третьего дня был в церкви и слышал, как один протопоп произнес слово «дурак». Что клир должен петь в
то время, когда протопоп возглашает «дурак»?
— Поди сейчас запиши мне для памяти
тот разговор, который мы слышали от попов и дворян. Понимаешь, насчет
того, что и
время пришло, и что Александр Первый не мог, и что в остзейском крае и сейчас не удается… Одним словом все, все…
— Ну так ты, я вижу, петербургский мерзавец, — молвил дьякон, нагибаясь за своею шляпою, но в это же самое
время неожиданно получил оглушительный удар по затылку и очутился носом на садовой дорожке, на которой в
ту же минуту явилась и его шляпа, а немного подальше сидел на коленях Препотенский. Дьякон даже не сразу понял, как все это случилось, но, увидав в дверях Термосесова, погрозившего ему садовою лопатой, понял, отчего удар был широк и тяжек, и протянул...
Туберозов понял, что он все
время говорил воздуху, не имеющему ушей для
того, чтоб его слышать, и он поник своею белою головой и улыбнулся.
Меж
тем встала Наталья Николаевна и, много извиняясь пред мужем, что она вчера уснула во
время его рассказа, начала собирать ему его обыкновенный путевой чемоданчик, но при этом была удивлена
тем, что на вопрос ее: куда сунуть табак? протопоп коротко отвечал, что он больше не курит табаку, и вслед за
тем обратился к вошедшему в эту минуту дьякону.
«Клюнула, разбойница, клюнула!» — утешался Термосесов и настаивал на желании прочесть дамам
то, что он о них написал. В зале долгое
время только и слышалось: «Нет, на что же читать? мы вам и так верим!» и «Нет-с, почему же не прочесть?.. Вы мне, бога ради, не доверяйтесь!»
Протопоп не замечал, сколько
времени прошло с
тех пор, как его оглушило, и долго ли он был без сознания.
— Это верно, я вам говорю, — пояснил дьякон и, выпив большую рюмку настойки, начал развивать. — Я вам даже и о себе скажу. Я во хмелю очень прекрасный, потому что у меня ни озорства, ни мыслей скверных никогда нет; ну, я зато, братцы мои, смерть люблю пьяненький хвастать. Ей-право! И не
то чтоб я это делал изнарочно, а так, верно, по природе. Начну такое на себя сочинять, что после сам не надивлюсь, откуда только у меня эта брехня в
то время берется.
Госпожа Мордоконаки возвратилась к себе тоже около
того самого
времени, когда доплелся домой изувеченный Варнава Препотенский.
Быстрая езда по ровной, крепкой дороге имела на петербургскую даму
то приятное освежающее действие, в котором человек нуждается, проведя долгое
время в шуме и говоре, при необходимости принимать во всем этом свою долю участия. Мордоконаки не смеялась над
тем, что она видела. Она просто отбыла свой визит в низменные сферы и уходила от них с
тем самым чувством, с каким она уходила с крестин своей экономки, упросившей ее когда-то быть восприемницей своего ребенка.
Кончилось это для отца Савелия
тем, что, наскучив с ним возиться, его отпустили, но за
то, что всепокорнейшее прошение его было в
то же
время прошение «требованное», на нем последовала надпись, в силу которой упорный старик за эту «требованность» оставляем еще на полгода под запрещением.
Во
время дороги они мало разговаривали, и
то заводил речи только Николай Афанасьевич. Стараясь развлечь и рассеять протопопа, сидевшего в молчании со сложенными на коленях руками в старых замшевых перчатках, он заговаривал и про
то и про другое, но Туберозов молчал или отзывался самыми краткими словами. Карлик рассказывал, как скучал и плакал по Туберозове его приход, как почтмейстерша, желая избить своего мужа, избила Препотенского, как учитель бежал из города, гонимый Бизюкиной, — старик все отмалчивался.
А ты особливо
того слова, пожалуйста, себе и не думайте и не говорите, что „дни мои изочтены“, потому что это нам с отцом Захарией будет со
временем очень прискорбно и я тебя, честное слово, разве малым чем тогда переживу».
— Научи же меня, старец великий, как мне себя исправлять, если на
то будет божия воля, что я хоть на малое
время останусь один? Силой своею я был горд, но на сем вразумлен, и на нее больше я не надеюсь…
Но в
то время, как Ахилла хотел перевернуть еще страницу, он замечает, что ему непомерно тягостно и что его держит кто-то за руки.
Только во
время надгробного слова, сказанного одним из священников, Ахилла смирил скорбь свою и, слушая, тихо плакал в платок; но зато, когда он вышел из церкви и увидел
те места, где так много лет ходил вместе с Туберозовым, которого теперь несут заключенным в гробе, Ахилла почувствовал необходимость не только рыдать, но вопить и кричать.
Ахилла считал эти деньги вполне достаточными для
того, чтобы возвести монумент на диво
временам и народам, монумент столь огромный, что идеальный план его не умещался даже в его голове.
На душе его стало грустно и в
то же
время бодро; он вспомнил старые годы своей минувшей удали и, взглянув на луну, послал ей шутливый привет...
И говоря это, он в
то же
время щипал черта, как ретивая баба щиплет ошпаренного цыпленка.
И дьякон, подняв пред собою синего Данилку, сам в
то же
время выбрасывал на улицу одну за другою все части его убранства и возглашал...