Сам же старый Пизонский, весь с лысой головы своей озаренный солнцем, стоял на лестнице у утвержденного на столбах рассадника и, имея в одной руке чашу с семенами, другою погружал зерна, кладя их щепотью крестообразно, и, глядя на небо, с опущением каждого зерна, взывал по одному слову: „Боже! устрой, и умножь, и возрасти на всякую долю человека голодного и сирого, хотящего, просящего и производящего, благословляющего и неблагодарного“, и едва он сие кончил, как вдруг все ходившие по пашне черные глянцевитые птицы вскричали,
закудахтали куры и запел, громко захлопав крылами, горластый петух, а с рогожи сдвинулся тот, принятый сим чудаком, мальчик, сын дурочки Насти; он детски отрадно засмеялся, руками всплескал и, смеясь, пополз по мягкой земле.
И, схватив одной рукою первого попавшегося рыженького цыпленка за лапки, другой, свободной рукою он обмакнул кисть в ведро с краской и… и в одну минуту цыпленок из пушистого и рыженького превратился в облизанного и черного, как галчонок. Глупая птица не понимала поступка своего благодетеля и кричала на весь курятник, точно ее собирались резать. За ним запищали и
закудахтали на разные голоса другие куры и цыплята, и разом поднялся такой концерт, какого, наверное, никогда не было в стенах курятника.
Арапка проснулась под сараем и, почуяв волка, завыла,
закудахтали куры, и когда на крыльце показался Игнат со своей одностволкой, то перепуганная волчиха была уже далеко от зимовья.