— Ничего, — говорят, — из вашей стороны два муллы пришли, от
белого царя охранный лист имеют и далеко идут свою веру уставлять.
— Попугайте, — говорю, — их, отцы-благодетели, нашим батюшкой
белым царем: скажите им, что он не велит азиатам своих подданных насильно в плену держать, или, еще лучше, выкуп за меня им дайте, а я вам служить пойду. Я, — говорю, — здесь живучи, ихнему татарскому языку отлично научился и могу вам полезным человеком быть.
Усердием горя, // С врагами
белого царя // Умом и саблей рад был спорить, // Трудов и жизни не жалел, // И ныне злобный недруг смел // Его седины опозорить!
Ему орды все преклонилися, все языци ему покорилися; область его надо всей землей, над вселенною; всех выше его рука царская, благоверная, благочестивая; и все к царю Белому приклонятся, потому
Белый царь над царями царь!
— Отдаюсь под высокое покровительство великого царя и ваше. Обещаюсь верно, до последней капли крови служить
белому царю и надеюсь быть полезным в войне с Шамилем, врагом моим и вашим.
Как приехал
белый царь, Александра государь, // Вы, ребята, подтянитесь, пред царем подбодритесь! // Мы приемы отхватали, благодарность получали.
Неточные совпадения
«Я не ропщу, — сказала я, — // Что Бог прибрал младенчика, // А больно то, зачем они // Ругалися над ним? // Зачем, как черны вороны, // На части тело
белое // Терзали?.. Неужли // Ни Бог, ни
царь не вступится?..»
За ним, в некотором расстоянии, рысью мчалась тройка
белых лошадей. От серебряной сбруи ее летели
белые искры. Лошади топали беззвучно, широкий экипаж катился неслышно; было странно видеть, что лошади перебирают двенадцатью ногами, потому что казалось — экипаж
царя скользил по воздуху, оторванный от земли могучим криком восторга.
На бронзовой шапке и на толстых плечах
царя Александра сверкал иней, игла Адмиралтейства казалась докрасна раскаленной и точно указывала на
белое, зимнее солнце.
День, с утра яркий, тоже заскучал, небо заволокли ровным слоем сероватые, жидкие облака, солнце, прикрытое ими, стало, по-зимнему, тускло-белым, и рассеянный свет его утомлял глаза. Пестрота построек поблекла, неподвижно и обесцвеченно висели бесчисленные флаги, приличные люди шагали вяло. А голубоватая, скромная фигура
царя, потемнев, стала еще менее заметной на фоне крупных, солидных людей, одетых в черное и в мундиры, шитые золотом, украшенные бляшками орденов.
Густо двигались люди с флагами, иконами, портретами
царя и царицы в багетных рамках; изредка проплывала яркая фигурка женщины, одна из них шла, подняв нераскрытый красный зонтик, на конце его болтался
белый платок.