Неточные совпадения
В квартире Анны Михайловны не
оставалось ни души; даже
девочки были отпущены веселиться на свадьбе. Двери с обоих подъездов были заперты, и Анна Михайловна, с работою в руках, сидела на мягком диване в комнате Долинского.
Старший сын ее обыкновенно
оставался дома с мужниной сестрою, десятилетней
девочкой Аделиной, а младшего она всегда брала с собой, и ребенок или сладко спал, убаюкиваемый тихою тряскою тележки, или при всей красоте природы с аппетитом сосал материно молоко, хлопал ее полненькой ручонкой по смуглой груди и улыбался, зазирая из-под косынки на черные глаза своей кормилицы.
— Вы уже знаете, я думаю, что я нынче в ночь еду в Москву и беру вас с собою, — сказал он. — Вы будете жить у бабушки, a maman с
девочками остается здесь. И вы это знайте, что одно для нее будет утешение — слышать, что вы учитесь хорошо и что вами довольны.
Почти все дети погодки; мальчиков успели сбыть в Аракчеевский кадетский корпус, но
девочки остались на руках, и из них две настолько уже выровнялись, что хоть сейчас замуж выдавай.
Неточные совпадения
Девочка, его ребенок, была так мила и так привязала к себе Анну с тех пор, как у ней
осталась одна эта
девочка, что Анна редко вспоминала о сыне.
— Было четверо, двое
осталось: мальчик и
девочка. Вот в прошлый мясоед отняла.
Через неделю на двуспальной кровати Лонгрена
осталось пустое место, а соседка переселилась в его дом нянчить и кормить
девочку.
— Когда так, извольте послушать. — И Хин рассказал Грэю о том, как лет семь назад
девочка говорила на берегу моря с собирателем песен. Разумеется, эта история с тех пор, как нищий утвердил ее бытие в том же трактире, приняла очертания грубой и плоской сплетни, но сущность
оставалась нетронутой. — С тех пор так ее и зовут, — сказал Меннерс, — зовут ее Ассоль Корабельная.
«Двадцать копеек мои унес, — злобно проговорил Раскольников,
оставшись один. — Ну пусть и с того тоже возьмет, да и отпустит с ним
девочку, тем и кончится… И чего я ввязался тут помогать? Ну мне ль помогать? Имею ль я право помогать? Да пусть их переглотают друг друга живьем, — мне-то чего? И как я смел отдать эти двадцать копеек. Разве они мои?»