— Чего? да разве ты не во всех в них влюблен? Как есть во всех. Такой уж ты, брат, сердечкин, и я тебя не осуждаю. Тебе хочется любить, ты вот распяться бы хотел за женщину, а никак это у тебя не выходит. Никто ни твоей любви, ни твоих жертв не принимает, вот ты и ищешь все своих идеалов. Какое тут, черт, уважение. Разве, уважая Лизу Бахареву, можно уважать Зинку, или уважая поповну,
рядом с ней можно уважать Гловацкую?
Брюхачев стоял за женою и по временам целовал ее ручки, а Белоярцев, стоя
рядом с Брюхачевым, не целовал рук его жены, но далеко запускал свои черные глаза под ажурную косынку, закрывавшую трепещущие, еще почти девственные груди Марьи Маревны, Киперской королевы. Сахаров все старался залепить вырванный попугаем клочок сапога, в то время как Завулонов, ударяя себя в грудь, говорил ему...
Неточные совпадения
Это не то, что пустынная обитель, где есть
ряд келий, темный проход, часовня у святых ворот
с чудотворною иконою и возле ключ воды студеной, — это было скучное, сухое место.
Тут же со двора были построены в
ряд четыре подъезда: парадный,
с которого был ход на мужскую половину, женский чистый, женский черный и, наконец, так называемый ковровый подъезд, которым ходили в комнаты, занимаемые постоянно швеями, кружевницами и коверщицами, экстренно — гостями женского пола и приживалками.
Женни подошла, поцеловала ее в лоб и села
с ней
рядом на плетеный диванчик.
Посреди улицы, по мягкой, но довольно скользкой от санного натора дорожке шли Женни и Лиза. Возле них
с обеих сторон шли Вязмитинов и Зарницын. Няня шла сзади. Несмотря на бесцеремонность и короткость своего обхождения
с барышнями, она никогда не позволяла себе идти
с ними
рядом по улице.
Вы не забудьте, Лизавета Егоровна, что в
ряду медицинских наук есть психиатрия — наука, может быть, самая поэтическая и имеющая дело исключительно
с тем, что отличает нас от ближних и дальних кузенов нашей общей родственницы Юлии Пастраны.
Но только во всем, что произошло около нас
с тех пор, как вы дома, я не вижу ничего, что было бы из
ряда вон.
Вдоль всей стены, под окнами, стоял длинный некрашеный стол, в котором были в
ряд четыре выдвижные ящика
с медными ручками.
По гостиной
с таинственным, мрачным видом проходил Арапов. Он не дал первого, обычного приветствия хозяйке, но проходил, пожимая руки всем по
ряду и не смотря на тех, кого удостоивал своего рукопожатия. К маркизе он тоже отнесся
с рядовым приветствием, но что-то ей буркнул такое, что она, эффектно улыбнувшись, сказала...
Из толпы людей, проходивших мимо этой пары, многие отвешивали ей низкие поклоны. Кланялись и старики, и кремлевские псаломщики, и проходивший казанский протопоп, и щеголеватый комми
с Кузнецкого моста, и толстый хозяин трех лавок из Охотного
ряда, и университетский студент в ветхих панталонах
с обитыми низками и в зимнем пальто, подбитом весенним ветром.
С другого крылечка можно было входить в огромную низкую кухню, соединявшуюся
с рядом меньших покоев первого этажа.
По диванам и козеткам довольно обширной квартиры Райнера расселились: 1) студент Лукьян Прорвич, молодой человек, недовольный университетскими порядками и желавший утверждения в обществе коммунистических начал, безбрачия и вообще естественной жизни; 2) Неофит Кусицын, студент, окончивший курс, — маленький, вострорыленький, гнусливый человек, лишенный средств совладать
с своим самолюбием, также поставивший себе обязанностью написать свое имя в
ряду первых поборников естественной жизни; 3) Феофан Котырло, то, что поляки характеристично называют wielke nic, [Букв.: великое ничто (польск.).] — человек, не умеющий ничего понимать иначе, как понимает Кусицын, а впрочем, тоже коммунист и естественник; 4) лекарь Сулима, человек без занятий и без определенного направления, но
с непреодолимым влечением к бездействию и покою; лицом черен, глаза словно две маслины; 5) Никон Ревякин, уволенный из духовного ведомства иподиакон, умеющий везде пристроиваться на чужой счет и почитаемый неповрежденным типом широкой русской натуры; искателен и не прочь действовать исподтишка против лучшего из своих благодетелей; 6) Емельян Бочаров, толстый белокурый студент, способный на все и ничего не делающий; из всех его способностей более других разрабатывается им способность противоречить себе на каждом шагу и не считаться деньгами, и 7) Авдотья Григорьевна Быстрова, двадцатилетняя девица, не знающая, что ей делать, но полная презрения к обыкновенному труду.
— Куда? ну, куда-нибудь. Если я иду
с вами
рядом и подхожу к двери, — разумно ли, чтобы вы ее передо мною растворяли, как будто у меня своих рук нет?
Жили
с одной кухаркой, деревенской бабой Марфой, и ее мужем, маленьким мужичонком, Мартемьяном Ивановым, носившим необыкновенно огромные сапожищи, подбитые в три
ряда шляпными гвоздями.
Как только передняя пара заднего отряда догнала последнюю лошадь первого, человек, ехавший во главе этого второго отряда, обскакал несколько пар и, догнав переднего предводителя, поехал
с ним
рядом.
Она вошла тихо и села на диван. Длиннополый старичок подвигался вдоль
ряда висевших по стене картин, стараясь переступать так, чтобы его скрипучие козловые сапожки не издали ни одного трескучего звука. Блондин, стоя возле развалившегося тапера, искательно разговаривал
с ним, но получал от нахала самые невнимательные ответы. Суровый старик держался совсем гражданином: заговорить
с ним о чем-нибудь, надо было напустить на себя смелость.
Неточные совпадения
Пришел в
ряды последние, // Где были наши странники, // И ласково сказал: // «Вы люди чужестранные, // Что
с вами он поделает?
Пошли за Власом странники; // Бабенок тоже несколько // И парней
с ними тронулось; // Был полдень, время отдыха, // Так набралось порядочно // Народу — поглазеть. // Все стали в
ряд почтительно // Поодаль от господ…
Под утро поразъехалась, // Поразбрелась толпа. // Крестьяне спать надумали, // Вдруг тройка
с колокольчиком // Откуда ни взялась, // Летит! а в ней качается // Какой-то барин кругленький, // Усатенький, пузатенький, //
С сигарочкой во рту. // Крестьяне разом бросились // К дороге, сняли шапочки, // Низенько поклонилися, // Повыстроились в
ряд // И тройке
с колокольчиком // Загородили путь…
Одел меня, согрел меня // И
рядом, недостойного, //
С своей особой княжеской // В санях привез домой!»
Как истинный администратор он различал два сорта сечения: сечение без рассмотрения и сечение
с рассмотрением, и гордился тем, что первый в
ряду градоначальников ввел сечение
с рассмотрением, тогда как все предшественники секли как попало и часто даже совсем не тех, кого следовало.