Я понял все. Мне вспомнились
рассказы охотников о том, что медведь, найдя какое-нибудь мертвое животное, всегда закапывает его в землю. Когда мясо станет разлагаться, он лакомится им. Но я не знал, что медведь закапывает медведя. Для Дерсу это тоже было новинкой.
Мне не удавалось удить много ни сазанов, ни так называемых карпий, но по
рассказам охотников должно заключить, что это уженье, особенно в реках или больших прудах, очень приятно, добычливо и требует в то же время уменья, осторожности и сачка: ибо крупная карпия — самая бойкая, сильная и неутомимая рыба.
Я не нахаживал гнезд дрофы, но, судя по стрепету, имеющему с нею большое сходство во всем, кроме величины, поверить
рассказам охотников, что дрофа кладет до девяти яиц (другие утверждают, что не более трех), похожих фигурою на яйца индейки, с тою разницею, что дрофиные несколько больше, круглее, цветом темные, с желтоватыми пятнами.
Неточные совпадения
Многие
охотники рассказывают о том, что они били медведя без всякого страха, и выставляют при этом только комичные стороны охоты. По
рассказу одних, медведь убегает после выстрела; другие говорят, что он становится на задние лапы и идет навстречу
охотнику, и что в это время в него можно влепить несколько пуль. Дерсу не соглашался с этим. Слушая такие
рассказы, он сердился, плевался, но никогда не вступал в пререкания.
Всякий день кто-нибудь из
охотников убивал то утку, то кулика, а Мазан застрелил даже дикого гуся и принес к отцу с большим торжеством, рассказывая подробно, как он подкрался камышами, в воде по горло, к двум гусям, плававшим на материке пруда, как прицелился в одного из них, и заключил
рассказ словами: «Как ударил, так и не ворохнулся!» Всякий день также стал приносить старый грамотей Мысеич разную крупную рыбу: щук, язей, головлей, линей и окуней.
— А оттого, — отвечает, — что мужик не вы, он не пойдет к лекарю, пока ему только кажется, что он нездоров. Это делают жиды да дворяне, эти
охотники пачкаться, а мужик человек степенный и солидный, он
рассказами это про свои болезни докучать не любит, и от лекаря прячется, и со смоком дожидается, пока смерть придет, а тогда уж любит, чтоб ему не мешали умирать и даже готов за это деньги платить.
Оба случая, теперь описанные и иногда рассказанные мною не
охотникам, не рыбакам, нередко возбуждали лукавые улыбки, в которых ясно выражалось, что мои
рассказы годятся в известную книжку: «Не любо, не слушай, а лгать не мешай»; но иногда ничего нет невероятнее истины и мудренее действительности.
Вот и еще
рассказ, не менее сомнительной вероятности для не
охотников: я знаю Симбирской губернии в Корсунском уезде один глубокий пруд, весь состоящий из запруженного сильного родника, называемого Белый ключ.