Неточные совпадения
А пока у Никитушки шел этот разговор с Евгенией Петровной, старуха Абрамовна, рассчитавшись с заспанным дворником за самовар, горницу, овес да сено и заткнув за пазуху своего капота замшевый мешочек с деньгами, будила другую девушку, которая не оказывала никакого внимания
к словам старухи и продолжала
спать сладким сном молодости. Управившись с собою, Марина Абрамовна завязала узелки и корзиночки, а потом одну за другою вытащила из-под головы спящей обе подушки и понесла их
к тарантасу.
Девочки здесь учились и здесь же
спали ноги
к ногам на зеленой шерстяной оттоманке.
— Раздуйте самоварчик, — сказала, входя, сестра Феоктиста. — Ну, так
спать? — добавила она, обратясь
к девицам.
— Лизок мой! — и, прежде чем девушка успела сделать
к нему шаг, споткнулся и
упал прямо
к ее ногам.
Но Лизочка уже
спала как убитая и,
к крайнему затруднению матери, ничего ей не ответила.
—
Спит Епифанька. Где теперь вставать ребенку, — отвечал столяр, посылающий этого же Епифаньку ночью за шесть верст
к своей разлапушке.
Во второй комнате стояла желтая деревянная кроватка, покрытая кашемировым одеялом, с одною подушкою в довольно грязной наволочке, черный столик с большою круглою чернильницею синего стекла, полки с книгами, три стула и старая, довольно хорошая оттоманка, на которой обыкновенно, заезжая
к Помаде,
спал лекарь Розанов.
На господском дворе камергерши Меревой с самого начала сумерек люди сбивались с дороги: вместо парадного крыльца дома
попадали в садовую калитку; идучи в мастерскую, заходили в конюшню; отправляясь
к управительнице,
попадали в избу скотницы.
Они посидели с полчаса в совершенном молчании, перелистывая от скуки книги «О приходе и расходе разного хлеба снопами и зерном». Потом доктор снял ногою сапоги, подошел
к Лизиной двери и, послушав, как
спит больная, возвратился
к столу.
— Никакого пренебрежения нет: обращаюсь просто, как со всеми. Ты меня извинишь, Женни, я хочу дочитать книгу, чтобы завтра ее с тобой отправить
к Вязмитинову, а то нарочно посылать придется, — сказала Лиза, укладываясь
спать и ставя возле себя стул со свечкой и книгой.
— Что это, матушка! опять за свои книжечки по ночам берешься? Видно таки хочется ослепнуть, — заворчала на Лизу старуха, окончив свою долгую вечернюю молитву. —
Спать не хочешь, — продолжала она, — так хоть бы подруги-то постыдилась! В кои-то веки она
к тебе приехала, а ты при ней чтением занимаешься.
— Ну как не надо! Очень надобность большая, —
к спеху ведь. Не все еще переглодала. Еще поищи по углам; не завалилась ли еще где какая… Ни дать ни взять фараонская мышь, — что ни
попадет — все сгложет.
Она только с большим трудом перенесла известие, что брат Ипполит, которого и она и отец с нетерпением ожидали
к каникулам, арестован и
попал под следствие по делу студентов, расправившихся собственным судом с некоторым барином, оскорбившим одного из их товарищей.
— Или опять пятипроцентные, — замечал третий. — С чего они
упали? Как об этом ученые понимают? А мы просто это дело понимаем. Меняло скупает пятипроцентные: куда он девает? Ему деньги нужны, а он билеты скупает. Дело-то видно, куда они идут: всё в одни руки и идут и оттуда опять
к цене выйдут, а казна в стороне.
Так прошло недели с две. Розанов только и отлучался, что
к Бахаревым. Он ввел
к ним в это время Райнера и изредка
попадал на студентские сходки,
к которым неведомо каким образом примыкали весьма различные люди.
Розанов направился
к скамейке и попросил для Полиньки места. Калистратова села, но, шатаясь, рвалась вперед и опять
падала к спинке; дыхание у нее судорожно спиралось, и доктор ожидал, что вот-вот у нее начнется обморок.
Белоярцев, развлекаясь сладкими разговорами о сладком житье гражданской семьи, и сам не заметил, как это дело подвигалось
к осуществлению и как сам он
попадал в генералы зачинающегося братства.
— А вот где стою, тут и лягу. Пора
спать, матушка, — отнеслась она
к Анне Львовне, расстилая тюфячок поперек двери.
— Охота, друг ты мой, охота. Боюсь одна
спать в комнате. Непривычна
к особым покоям.
Райнера нимало не оскорбили эти обидные слова: сердце его было полно жалости
к несчастной девушке и презрения
к людям, желавшим сунуть ее куда
попало для того только, чтобы спустить с глаз.
В сенях, за вытащенным из избы столиком, сидел известный нам старый трубач и пил из медного чайника кипяток, взогретый на остатках спирта командирского чая; в углу, на куче мелких сосновых ветвей,
спали два повстанца, состоящие на ординарцах у командира отряда, а задом
к ним с стеариновым огарочком в руках, дрожа и беспрестанно озираясь, стоял сам стражник.
Евгения Петровна
упала в дурноте со стула; растерявшийся Розанов бросился
к ней.
Неточные совпадения
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне,
к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли другого места
упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
К нам земская полиция // Не
попадала по́ году, — // Вот были времена!
Всё
спит еще, не многие // Проснулись: два подьячие, // Придерживая полочки // Халатов, пробираются // Между шкафами, стульями, // Узлами, экипажами //
К палатке-кабаку.
Под утро поразъехалась, // Поразбрелась толпа. // Крестьяне
спать надумали, // Вдруг тройка с колокольчиком // Откуда ни взялась, // Летит! а в ней качается // Какой-то барин кругленький, // Усатенький, пузатенький, // С сигарочкой во рту. // Крестьяне разом бросились //
К дороге, сняли шапочки, // Низенько поклонилися, // Повыстроились в ряд // И тройке с колокольчиком // Загородили путь…
Наконец он не выдержал. В одну темную ночь, когда не только будочники, но и собаки
спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон. И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть
к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.