Неточные совпадения
— Этой науки, кажется,
не ты одна
не знаешь. По-моему, жить надо как живется;
меньше говорить, да больше делать, и еще больше думать;
не быть эгоисткой,
не выкраивать из всего только одно свое положение,
не обращая внимания на обрезки, да, главное дело,
не лгать ни себе, ни людям. Первое дело
не лгать. Людям ложь вредна, а себе еще вреднее. Станешь лгать себе, так всех обманешь и сама обманешься.
Городок наш
маленький, а тятенька, на волю откупимшись, тут домик в долг тоже купили, хотели трактирчик открыть, так как они были поваром, ну
не пошло.
Мать Агния тихо вошла в комнату, где спали
маленькие девочки, тихонько приотворила дверь в свою спальню и, видя, что там только горят лампады и ничего
не слышно, заключила, что гости ее уснули, и, затворив опять дверь, позвала белицу.
Наконец-то, наконец, он как-то определился писарем в магистрат и побирал там
маленькие, невинные взяточки, которые,
не столько по любви к пьянству, сколько по слабости характера, тотчас же после присутствия пропивал с своими магистратскими товарищами в трактире «Адрианополь» купца Лямина.
— Без водки, — чего ж было
не договаривать! Я точно, Евгения Петровна, люблю закусывать и счел бы позором скрыть от вас этот
маленький порок из обширной коллекции моих пороков.
— Да, прости меня, я тебя очень обидела, — повторила Лиза и, бросаясь на грудь Гловацкой, зарыдала, как
маленький ребенок. — Я скверная, злая и
не стою твоей любви, — лепетала она, прижимаясь к плечу подруги.
— Н… нет, они
не поймут; они никог… да, ни… ког… да
не поймут. Тетка Агния правду говорила. Есть, верно, в самом деле семьи, где еще
меньше понимают, чем в институте.
Ее глаза совсем выздоровели; она теперь
не раздражалась,
не сердилась и даже много
меньше читала, но, видимо, сосредоточилась в себе и
не то чтобы примирилась со всем ее окружающим, а как бы
не замечала его вовсе.
— И еще… — сказала Лиза тихо и
не смотря на доктора, — еще…
не пейте, Розанов. Работайте над собой, и вы об этом
не пожалеете: все будет, все придет, и новая жизнь, и чистые заботы, и новое счастье. Я
меньше вас живу, но удивляюсь, как это вы можете
не видеть ничего впереди.
Не заметил он, как чрез Никольские ворота вступили они в Кремль, обошли Ивана Великого и остановились над кремлевским рвом, где тонула в тени
маленькая церковь, а вокруг извивалась зубчатая стена с оригинальными азиатскими башнями, а там тихая Москва-река с перекинутым через нее Москворецким мостом, а еще дальше облитое лунным светом Замоскворечье и сияющий купол Симонова монастыря.
— Вставайте, доктор! — кричала ему она, стуча рукою, — стыдно валяться. Кофейку напьемтесь. У меня что-то
маленькая куксится; натерла ей животик бабковою мазью, все
не помогает, опять куксится. Вставайте, посмотрите ее, пожалуйста: может быть, лекарства какого-нибудь нужно.
Увидев
маленького Райнера в живых, она думала, что видит привидение: она ничего
не слыхала после сердитого крика: «пали».
Кроме того, этот
маленький зверек обладал непомерным самолюбием. Он никогда
не занимался обыкновенными, недальновидными людьми и предоставлял им полное право верить в маркизин ум, предполагать в ней обширные способности и даже благоговеть перед ее фразами. Но зато он вволю потешался над людьми умными.
— Именно воздух чище: в них
меньше все прокурено ладаном, как в ваших палатках. И еще в Москве нет разума: он потерян. Здесь идет жизнь
не по разуму, а по предрассудкам. Свободомыслящих людей нет в Москве, — говорил ободренный Пархоменко.
Дамы
не возвращались, но минут через пять после этого разговора в комнатку Бахарева просунулась
маленькая, под гребенку остриженная, седенькая головка с кротчайшими голубыми глазками.
— Так-с; они ни больше ни
меньше, как выдали студента Богатырева, которого увезли в Петербург в крепость; передавали все, что слышали на сходках и в домах, и, наконец, Розанов украл, да-с, украл у меня вещи, которые, вероятно, сведут меня, Персиянцева и еще кого-нибудь в каторжную работу. Но тут дело
не о нас. Мы люди, давно обреченные на гибель, а он убил этим все дело.
Его только, бедняжку,
не спасло розановское благоразумие. Чистый и фанатически преданный делу, Персиянцев нес на себе всю опасность предприятия и так неловко обставился в своей
маленькой комнатке, что ему, застигнутому врасплох,
не было никакого спасения. Он и
не спасся.
Бертольди отворила дверь, которой Лиза до сих пор вовсе
не замечала, и ввела свою гостью в
маленькую, довольно грязную комнатку с полукруглым окном, задернутым до половины полинялою ситцевою занавескою.
— Я этого более
не буду делать, — отвечал, поднимаясь и берясь за шляпу, Розанов. — Но я тоже хотел бы заплатить вам, Лизавета Егоровна, за вашу откровенность откровенностью же. Вы мне наговорили много о моем эгоизме и равнодушии к ближним; позвольте же и мне указать вам на
маленькое пятнышко в вашей гуманности, пятнышко, которое тоже очень давно заставляет меня сомневаться в этой гуманности.
Розанов ничего
не нашелся отвечать. Он только обвел глазами
маленькое общество и остановил их на Лизе, которая сидела молча и, по-видимому, весьма спокойно.
По диванам и козеткам довольно обширной квартиры Райнера расселились: 1) студент Лукьян Прорвич, молодой человек, недовольный университетскими порядками и желавший утверждения в обществе коммунистических начал, безбрачия и вообще естественной жизни; 2) Неофит Кусицын, студент, окончивший курс, —
маленький, вострорыленький, гнусливый человек, лишенный средств совладать с своим самолюбием, также поставивший себе обязанностью написать свое имя в ряду первых поборников естественной жизни; 3) Феофан Котырло, то, что поляки характеристично называют wielke nic, [Букв.: великое ничто (польск.).] — человек,
не умеющий ничего понимать иначе, как понимает Кусицын, а впрочем, тоже коммунист и естественник; 4) лекарь Сулима, человек без занятий и без определенного направления, но с непреодолимым влечением к бездействию и покою; лицом черен, глаза словно две маслины; 5) Никон Ревякин, уволенный из духовного ведомства иподиакон, умеющий везде пристроиваться на чужой счет и почитаемый неповрежденным типом широкой русской натуры; искателен и
не прочь действовать исподтишка против лучшего из своих благодетелей; 6) Емельян Бочаров, толстый белокурый студент, способный на все и ничего
не делающий; из всех его способностей более других разрабатывается им способность противоречить себе на каждом шагу и
не считаться деньгами, и 7) Авдотья Григорьевна Быстрова, двадцатилетняя девица,
не знающая, что ей делать, но полная презрения к обыкновенному труду.
— Да как же, матушка барышня. Я уж
не знаю, что мне с этими архаровцами и делать. Слов моих они
не слушают, драться с ними у меня силушки нет, а они всё тащат, всё тащат: кто что зацепит, то и тащит. Придут будто навестить, чаи им ставь да в лавке колбасы на книжечку бери, а оглянешься — кто-нибудь какую вещь зацепил и тащит. Стану останавливать, мы, говорят, его спрашивали. А его что спрашивать! Он все равно что подаруй бесштанный. Как дитя
малое, все у него бери.
Евгения Петровна тихо прошла со свечою по задним комнатам. В другой
маленькой детской спала крепким сном мамка, а далее, закинув голову на спинку дивана, похрапывала полнокровная горничная. Хозяйка тем же осторожным шагом возвратилась в спальню. Вязмитинов еще
не возвращался. В зале стучал медленно раскачивающийся маятник стенных часов.