— Фу ты пропасть! Слов-то, слов-то сколько! В чем дело? Вы хотите сказать, что,
любя человека, вы не признаете себя обязанною хранить к нему верность?
— «Если изба без запора, то и свинья в ней бродит», как говорит пословица. Соглашаюсь, и всегда буду с этим соглашаться. Я не стану осуждать женщину за то, что она дает широкий простор своим животным наклонностям. Какое мне дело? Это ее право над собою. Но не стану и любить эту женщину, потому что любить животное нельзя так, как
любят человека.
Неточные совпадения
— Не о чем и спрашивать. Стало быть можно, когда
люди любят.
—
Люди черти,
люди и водку
любят.
Я даже думаю, что ты, пожалуй, — черт тебя знает, — ты, может быть, и, действительно, способен
любить так, как
люди не
любят.
И дьяконица, и ее муж, Василий Иванович Александровский, были очень добрые и простодушные
люди, которые очень
любили Гловацких и всю их компанию.
«Нет, — решила она, — это случайность; она все такая же и
любит меня…» «А странно, — размышляла Женни далее — разве можно забыть
человека для книги?
Давыдовская
любила Арапова просто потому, что он молод, что с ним можно врать всякую скоромь и, сидя у него, можно встречаться с разными молодыми
людьми.
Рассуждала она решительно обо всем, о чем вы хотите, но более всего
любила говорить о том, какое значение могут иметь просвещенное содействие или просвещенная оппозиция просвещенных
людей, «стоящих на челе общественной лестницы».
Конечно, не всякий может похвалиться, что он имел в жизни такого друга, каким была для маркизы Рогнеда Романовна, но маркиза была еще счастливее. Ей казалось, что у нее очень много
людей, которые ее нежно
любят и готовы за нею на край света. Положим, что маркиза в этом случае очень сильно ошибалась, но тем не менее она все-таки была очень счастлива, заблуждаясь таким приятным образом. Это сильно поддерживало ее духовные силы и давало ей то, что в Москве называется «форсом».
— Так; я
человек с большими недостатками и слабостями, а она девушка сильная и фанатичка. Мы не можем ладить. Я ей благодарен за многое, но
любить ее…
— А как же?
человек любит семью для себя. Ведь вы же перестали
любить жену, когда она стала делать вам гадости.
Ничего я от вас не хочу, а желаю, чтобы необъятная ширь ваших стремлений не мешала вам,
любя человечество, жалеть
людей, которые вас окружают, и быть к ним поснисходительнее.
— Да, Николая Степановича трудно иногда становится узнавать, — произнесла, краснея, Женни, при которой происходил этот разговор. — Ему как будто мешают теперь
люди, которых он прежде
любил и хвалил.
— Что ж делать, когда не любится? — отвечала Ступина. — Давайте кого
любить! Некого
любить: нет
людей по сердцу.
— Нет-с, есть. — А повторительно опять тоже такое дело: имел я в юных летах, когда еще находился в господском доме, товарища, Ивана Ивановича Чашникова, и очень их
любил, а они пошли в откупа, разбогатели и меня, маленького купца, неравно забыли, но, можно сказать, с презреньем даже отвергли, — так я вот желаю, чтобы они увидали, что нижнедевицкий купец Семен Лазарев хотя и бедный
человек, а может держать себя на точке вида.
Хлестаков. Покорно благодарю. Я сам тоже — я не
люблю людей двуличных. Мне очень нравится ваша откровенность и радушие, и я бы, признаюсь, больше бы ничего и не требовал, как только оказывай мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.
Клим Иванович Самгин видел, что восторги отцов — плотского и духовного — не безразличны девице, румяное лицо ее самодовольно пылает, кругленькие глазки сладостно щурятся. Он не
любил людей, которые много спрашивают. Ему не нравилась эта пышная девица, мягкая, точно пуховая подушка, и он был доволен, что отцы, помешав ему ответить, позволили Софье забыть ее вопрос, поставить другой:
Стало быть, ей, Вере, надо быть бабушкой в свою очередь, отдать всю жизнь другим и путем долга, нескончаемых жертв и труда, начать «новую» жизнь, непохожую на ту, которая стащила ее на дно обрыва…
любить людей, правду, добро…
Неточные совпадения
Добчинский. Молодой, молодой
человек; лет двадцати трех; а говорит совсем так, как старик: «Извольте, говорит, я поеду и туда, и туда…» (размахивает руками),так это все славно. «Я, говорит, и написать и почитать
люблю, но мешает, что в комнате, говорит, немножко темно».
(Раскуривая сигарку.)Почтмейстер, мне кажется, тоже очень хороший
человек. По крайней мере, услужлив. Я
люблю таких
людей.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже
любит. Впрочем, чиновники эти добрые
люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Анна Андреевна. Но только какое тонкое обращение! сейчас можно увидеть столичную штучку. Приемы и все это такое… Ах, как хорошо! Я страх
люблю таких молодых
людей! я просто без памяти. Я, однако ж, ему очень понравилась: я заметила — все на меня поглядывал.
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты
человек умный и не
любишь пропускать того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…