— Что такое? что такое? — Режьте скорей постромки! — крикнул Бахарев, подскочив к испуганным лошадям и держа за повод дрожащую коренную, между тем как упавшая пристяжная барахталась, стоя по брюхо
в воде, с оторванным поводом и одною только постромкою. Набежали люди, благополучно свели с моста тарантас и вывели, не входя вовсе в воду, упавшую пристяжную.
По мере того как одна сторона зеленого дуба темнеет и впадает в коричневый тон, другая согревается, краснеет; иглистые ели и сосны становятся синими,
в воде вырастает другой, опрокинутый лес; босые мальчики загоняют дойных коров с мелодическими звонками на шеях; пробегают крестьянки в черных спензерах и яркоцветных юбочках, а на решетчатой скамейке в высокой швейцарской шляпе и серой куртке сидит отец и ведет горячие споры с соседом или заезжим гостем из Люцерна или Женевы.
Неточные совпадения
— Да, шесть лет, друзья мои. Много
воды утекло
в это время. Твоя прелестная мать умерла, Геша; Зина замуж вышла; все постарели и не поумнели.
— Что, мол, пожар, что ли?»
В окно так-то смотрим, а он глядел, глядел на нас, да разом как крикнет: «Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «К городничему, говорит, за реку чего-то пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его
в чуланчике подождали, а тут, слышим, кричат на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж не видно, только дыра во льду и
водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
Платье его было все мокро; он стоял
в холодной
воде по самый живот, и ноги его крепко увязли
в илистой грязи, покрывающей дно Рыбницы.
В первой комнате, имевшей три шага
в квадрате, у него стоял ушат с
водой, плетеный стул с продавленной плетенкой и мочальная швабра.
Случались, конечно, и исключения, но не ими
вода освящалась
в великом море русской жизни.
Посреди сеней, между двух окон, стояла Женни, одетая
в мундир штатного смотрителя. Довольно полинявший голубой бархатный воротник сидел хомутом на ее беленькой шейке, а слежавшиеся от долгого неупотребления фалды далеко разбегались спереди и пресмешно растягивались сзади на довольно полной юбке платья.
В руках Женни держала треугольную шляпу и тщательно водила по ней горячим утюгом, а возле нее, на доске, закрывавшей кадку с
водою, лежала шпага.
Петру Лукичу после покойного сна было гораздо лучше. Он сидел
в постели, обложенный подушками, и пил потихоньку
воду с малиновым сиропом. Женни сидела возле его кровати; на столике горела свеча под зеленым абажуром.
И хозяйка, и жилец были
в духе и вели оживленную беседу. Давыдовская повторяла свой любимый рассказ, как один важный московский генерал приезжал к ней несколько раз
в гости и по три графина холодной
воды выпивал, да так ни с чем и отошел.
Швицкий смельчак за полночь причалил к одной деревушке кантона Ури, привязал к дереву наполненный до половины
водою челнок и постучал
в двери небольшого, скромного домика.
— Все это эффекты, и ничего более. Да вот присмотритесь, сами увидите, — добавил он и, закрыв глаза, задремал
в кресле
в то самое время, когда Рациборский подал Кракувке второй стакан
воды с морсом.
— Это и без них можно было понять по писанию. У апостола же Павла
в первом послании, глава пятая, читаете: «К тому не пий
воды, но мало вина приемли стомаха ради твоего и частых недуг твоих».
У мужиков на полу лежали два войлока, по одной засаленной подушке
в набойчатых наволочках, синий глиняный кувшин с
водою, деревянная чашка, две ложки и мешочек с хлебом; у Андрея же Тихоновича
в покое не было совсем ничего, кроме пузыречка с чернилами, засохшего гусиного пера и трех или четырех четвертушек измаранной бумаги. Бумага, чернила и перья скрывались на полу
в одном уголке, а Андрей Тихонович ночлеговал, сворачиваясь на окне, без всякой подстилки и без всякого возглавия.
Куля оглянулся, взял ковш, висевший на деревянном ведре, зачерпнул
воды и полил несколько капель
в распаленные уста негра. Больной проглотил и на несколько мгновений стал дышать тише.
Когда он лил
воду сквозь сжатые зубы Евгении Петровны,
в больной груди умирающей прекратилось хрипение.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я с тобою, дурак, не хочу рассуждать. (Наливает суп и ест.)Что это за суп? Ты просто
воды налил
в чашку: никакого вкусу нет, только воняет. Я не хочу этого супу, дай мне другого.
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем
в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
Грозит беда великая // И
в нынешнем году: // Зима стояла лютая, // Весна стоит дождливая, // Давно бы сеять надобно, // А на полях —
вода!
Крестьяне наши трезвые, // Поглядывая, слушая, // Идут своим путем. // Средь самой средь дороженьки // Какой-то парень тихонький // Большую яму выкопал. // «Что делаешь ты тут?» // — А хороню я матушку! — // «Дурак! какая матушка! // Гляди: поддевку новую // Ты
в землю закопал! // Иди скорей да хрюкалом //
В канаву ляг,
воды испей! // Авось, соскочит дурь!»
Зеленеет лес, // Зеленеет луг, // Где низиночка — // Там и зеркало! // Хорошо, светло //
В мире Божием, // Хорошо, легко, // Ясно на́ сердце. // По
водам плыву // Белым лебедем, // По степям бегу // Перепелочкой.