Неточные совпадения
Она томилась, рвалась, выплакала
все глаза, отстояла колени, молясь теплой заступнице
мира холодного, просила ее спасти его и дать ей силы совладать с страданием вечной разлуки и через два месяца стала навещать старую знакомую своей матери, инокиню Серафиму, через полгода совсем переселилась к ней, а еще через полгода, несмотря ни на просьбы и заклинания семейства, ни на угрозы брата похитить ее из монастыря силою, сделалась сестрою Агниею.
Сестра Феоктиста сняла со стены мантию и накинула ее на плечи игуменьи. Мать Агния была сурово-величественна в этой длинной мантии. Даже самое лицо ее как-то преобразилось: ничего на нем не было теперь, кроме сухости и равнодушия ко
всему окружающему
миру.
— Это, барышня, в
миру красоту-то наблюдают; а здесь
все равны, что Феоктиста, что другая какая.
—
Все Феоктиста рассказывала, как жила у своих в
миру.
Иногда ей бывало жалко Женни и вообще даже жалко
всего этого простенького мирка; но что же был этот мирок перед
миром, который где-то носился перед нею,
мир обаятельный, свободный и правдивый?
— Уехать, работать, оставить ее в покое, заботиться о девочке. Другой
мир, другие люди, другая обстановка,
все это вас оживит. Стыдитесь, Дмитрий Петрович! Вы хуже Помады, которого вы распекаете. Вместо того чтобы выбиваться, вы грязнете, тонете, пьете водку… Фуй!
Ребенок был очень благонравен, добр и искренен. Он с почтением стоял возле матери за долгими всенощными в церкви
Всех Скорбящих; молча и со страхом вслушивался в громовые проклятия, которые его отец в кругу приятелей слал Наполеону Первому и
всем роялистам; каждый вечер повторял перед образом: «но не моя, а твоя да совершится воля», и засыпал, носясь в нарисованном ему
мире швейцарских рыбаков и пастухов, сломавших несокрушимою волею железные цепи несносного рабства.
— Да как же не ясно? Надо из ума выжить, чтоб не видать, что
все это безумие. Из раскольников, смирнейших людей в
мире, которым дай только право молиться свободно да верить по-своему, революционеров посочинили. Тут… вон… общину в коммуну перетолковали: сумасшествие, да и только! Недостает, чтоб еще в храме Божием манифестацию сделали: разные этакие афиши, что ли, бросили… так народ-то еще один раз кулаки почешет.
— Да, один дом и именно дом, а не семейная тюрьма. Этот один дом покажет, что нет нужды глодать свою плоть, что сильный и бессильный должны одинаково досыта наесться и вдоволь выспаться. Это дом… это… дедушка осмысленного русского быта, это дом… какими должны быть и какими непременно будут
все дома в
мире: здесь
все равны,
все понесут поровну, и никто судьбой не будет обижен.
В
мире Дом представлялся прежде
всего чем-то вроде турецкого гарема или такого жилища, где главною задачею стоит самое бесцеремонное отношение живущих там граждан с живущими гражданками.
Она дорожила только свободою делать что ей захочется, но до
всего остального
мира ей не было никакого дела.
Ей было
все равно, благоденствует ли этот
мир или изнывает в безысходных страданиях: ей и в голову не приходило когда-нибудь помогать этим страданиям.
В Доме Согласия
все шло по-прежнему, только Белоярцев
все более заявлял себя доступным
миру и мирянам.
— Коли
всем миром велено: // «Бей!» — стало, есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж кого и бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
Вместо вопросов: «Почем, батюшка, продали меру овса? как воспользовались вчерашней порошей?» — говорили: «А что пишут в газетах, не выпустили ли опять Наполеона из острова?» Купцы этого сильно опасались, ибо совершенно верили предсказанию одного пророка, уже три года сидевшего в остроге; пророк пришел неизвестно откуда в лаптях и нагольном тулупе, страшно отзывавшемся тухлой рыбой, и возвестил, что Наполеон есть антихрист и держится на каменной цепи, за шестью стенами и семью морями, но после разорвет цепь и овладеет
всем миром.
Неточные совпадения
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со
всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по
миру, // Не отойдя сосет!
Подите кто-нибудь!» // Замялись наши странники, // Желательно бы выручить // Несчастных вахлаков, // Да барин глуп: судись потом, // Как влепит сотню добрую // При
всем честном
миру!
Хитры, сильны подьячие, // А
мир их посильней, // Богат купец Алтынников, // А
все не устоять ему // Против мирской казны — // Ее, как рыбу из моря, // Века ловить — не выловить.
Красивая, здоровая. // А деток не дал Бог! // Пока у ней гостила я, //
Все время с Лиодорушкой // Носилась, как с родным. // Весна уж начиналася, // Березка распускалася, // Как мы домой пошли… // Хорошо, светло // В
мире Божием! // Хорошо, легко, // Ясно н а ́ сердце.
Все в
мире переменчиво, // Прейдет и самый
мир…