Цитаты со словом «поесть»
В трактовом селе Отраде, на постоялом дворе, ослоненном со всех сторон покрытыми соломою сараями,
было еще совсем темно.
В этой темноте никак нельзя
было отличить стоящего здесь господского тарантаса от окружающих его телег тяжелого троечного обоза.
В горнице
было по-прежнему темно, и на крыльце никто не показывался.
Наконец на высоком пороге показалась стройная девушка, покрытая большим шейным платком, который плотно охватывал ее молодую головку, перекрещивался на свежей груди и крепким узлом
был завязан сзади.
В руках у девушки
был дорожный мешок и две подушки в ситцевых наволочках.
— День, матушка Евгения Петровна, жаркий
будет! Оводье проклятое доймет совсем.
— Да как же, матушка! Раз, что жар, а другое дело, последняя станция до губерни-то. Близко, близко, а ведь сорок верст еще. Спознишься выехать,
будет ни два ни полтора. Завтра, вон, люди говорят, Петров день; добрые люди к вечерням пойдут; Агнии Николаевне и сустреть вас некогда будет.
Красавица ушла с крылечка в горницу, а вслед за нею через несколько минут туда же ушла и Марина Абрамовна. Тарантас
был совсем готов: только сесть да ехать. Солнышко выглянуло своим красным глазом; извозчики длинною вереницею потянулись со двора. Никитушка зевнул и как-то невольно крякнул.
Она действительно хороша, и если бы художнику нужно
было изобразить на полотне известную дочь, кормящую грудью осужденного на смерть отца, то он не нашел бы лучшей натурщицы, как Евгения Петровна Гловацкая.
Когда ему
было тридцать лет, он участвовал с Егором Бахаревым в похищении у одного соседнего помещика дочери Ольги Сергеевны, с которою потом его барин сочетался браком в своей полковой церкви, и навсегда забыл услугу, оказанную ему при этом случае Никитушкою.
Своего у Никитушки ничего не
было: ни жены, ни детей, ни кола, ни двора, и он сам о себе говорил, что он человек походный.
Кругло говоря, и Никитушка и Марина Абрамовна
были отживающие типы той старой русской прислуги, которая рабски-снисходительно относилась к своим господам и гордилась своею им преданностью.
Теперь тарантас наш путешествует от Москвы уже шестой день, и ему остается проехать еще верст около ста до уездного города, в котором растут родные липы наших барышень. Но на дороге у них уже близехонько
есть перепутье.
Спокойное движение тарантаса по мягкой грунтовой дороге со въезда в Московские ворота губернского города вдруг заменилось несносным подкидыванием экипажа по широко разошедшимся, неровным плитам безобразнейшей мостовой и разбудило разом всех трех женщин. На дворе
был одиннадцатый час утра.
Он
был обнесен со всех сторон красною кирпичною стеною, на которой по углам были выстроены четыре такие же красные кирпичные башенки.
Ничего живописного не
было в положении этого подгородного монастыря: как-то потерянно смотрел он своими красными башенками, на которые не было сделано даже и всходов.
Ничего-таки, ровно ничего в нем не
было располагающего ни к мечте, ни к самоуглублению.
Это не то, что пустынная обитель, где
есть ряд келий, темный проход, часовня у святых ворот с чудотворною иконою и возле ключ воды студеной, — это было скучное, сухое место.
В двух стенах монастыря
были сделаны ворота, из которых одни были постоянно заперты, а у других стояла часовенка.
— Да чьи такие вы
будете? Из каких местов-то? — пропищала часовенная монашка, просовывая в тарантас кошелек с звонком и свою голову.
— А тетенька-то как обрадовались: на крыльцо уж вышли встречать, ожидают вас. У нас завтра престол, владыко
будут сами служить; закуска будет, и мирские из города будут, — трещала девушка скороговоркою.
Три из этих женщин
были монахини, а четвертая наша знакомая, Марина Абрамовна.
Это
была игуменья и настоятельница монастыря, Агния Николаевна, родная сестра Егора Николаевича Бахарева и, следовательно, по нем родная тетка Лизы.
Ей
было лет сорок пять, но на вид казалось не более сорока.
Когда матери Агнии
было восемнадцать лет, она яркою звездою взошла на аристократический небосклон так называемого света.
Первый ее выезд в качестве взрослой девицы
был на великолепный бал, данный дворянством покойному императору Александру Первому за полгода до его кончины.
Все глаза на этом бале
были устремлены на ослепительную красавицу Бахареву; император прошел с нею полонез, наговорил любезностей ее старушке-матери, не умевшей ничего ответить государю от робости, и на другой день прислал молодой красавице великолепный букет в еще более великолепном порт-букете.
В этой записочке
было написано только следующее...
— Экипаж на житный двор, а лошадей в конюшню! Тройку рабочих пусть выведут пока из стойл и поставят под сараем, к решетке. Они смирны, им ничего не сделается. А мы пойдемте в комнаты, — обратилась она к ожидавшим ее девушкам и, взяв за руки Лизу и Женни, повела их на крыльцо. — Ах, и забыла совсем! — сказала игуменья, остановясь на верхней ступеньке. — Никитушка! винца ведь не
пьешь, кажется?
— Не
пью, матушка Агния Николаевна.
— Ну, отпрягши-то, приходи ко мне на кухню; я тебя велю чайком попоить; вечером сходи в город в баню с дорожки; а завтра пироги
будут. Прощай пока, управляйся, а потом придешь рассказать, как ехалось. Татьяну видел в Москве?
— Ну, с Богом, управляйся да приходи чай
пить. Пойдемте, детки.
С чистенького крылечка игуменьиной кельи
была дверь в такие же чистенькие, но довольно тесные сени, с двумя окнами по сторонам входной двери.
В этих сенях, кроме двери, выходящей на крыльцо,
было еще трое дверей.
Тут
была маленькая проходная комната вроде передней, где стоял большой платяной шкаф, умывальный столик с большим медным тазом и медным же рукомойником с подъемным стержнем; небольшой столик с привинченной к нему швейной подушечкой и кровать рыжей келейницы, закрытая ватным кашемировым одеялом.
Рядом
была комната самой Агнии.
Это
была очень просторная горница, разделенная пополам ширмами красного дерева, обитыми сверху до половины зеленою тафтою.
Пол этой комнаты
был весь обит войлоком, а сверху зеленым сукном.
Мать Агния ввела своих дорогих гостей прямо в спальню и усадила их на кушетку. Это
было постоянное и любимое место хозяйки.
— С год уж ее не видала. Не любит ко мне, старухе, учащать, скучает. Впрочем, должно
быть, все с гусарами в амазонке ездит. Болтается девочка, не читает ничего, ничего не любит.
— Да. Это я тебе все берегла: возьми ее теперь. Ну, идите чай
пить.
— Экая женщина-то
была! — как бы размышляла вслух игуменья.
— Да ее покойница-мать. Что это за ангел во плоти
был! Вот уж именно хорошее-то и Богу нужно.
Мать твоя
была великая женщина, богатырь, героиня.
Доброта-то в ней
была прямая, высокая, честная, ни этих сентиментальностей глупых, ни нерв, ничего этого дурацкого, чем хвалятся наши слабонервные кучера в юбках.
Это
была сила, способная на всякое самоотвержение; это было существо, никогда не жившее для себя и серьезно преданное своему долгу.
— Этой науки, кажется, не ты одна не знаешь. По-моему, жить надо как живется; меньше говорить, да больше делать, и еще больше думать; не
быть эгоисткой, не выкраивать из всего только одно свое положение, не обращая внимания на обрезки, да, главное дело, не лгать ни себе, ни людям. Первое дело не лгать. Людям ложь вредна, а себе еще вреднее. Станешь лгать себе, так всех обманешь и сама обманешься.
— Ну, какой
есть, — сама выбрала.
Цитаты из русской классики со словом «поесть»
— Покормили. Супцу третьеводнишнего дала да полоточка солененького с душом…
Поел, отдохнул часок, другой, да и побрел в обратную.
— Ты бы
поела, Аграфена… Я-таки прихватил у матушки Таисьи краюшку хлебца да редечки, — наша скитская еда. Затощаешь дорогой-то…
Наши еще разговаривали с Беном, когда мы пришли. Зеленый, по обыкновению, залег спать с восьми часов и проснулся только
поесть винограду за ужином. Мы поужинали и легли. Здесь было немного комнат, и те маленькие. В каждой было по две постели, каждая для двоих.
Илья Ильич, не подозревая ничего, пил на другой день смородинную водку, закусывал отличной семгой, кушал любимые потроха и белого свежего рябчика. Агафья Матвеевна с детьми
поела людских щей и каши и только за компанию с Ильей Ильичом выпила две чашки кофе.
Вера Павловна занималась делами, иногда подходила ко мне, а я говорила с девушками, и таким образом мы дождались обеда. Он состоит, по будням, из трех блюд. В тот день был рисовый суп, разварная рыба и телятина. После обеда на столе явились чай и кофе. Обед был настолько хорош, что я
поела со вкусом и не почла бы большим лишением жить на таком обеде.
Ассоциации к слову «поесть»
Синонимы к слову «поесть»
Предложения со словом «поесть»
- На этот вопрос у меня не нашлось ответа, я совсем не помню, каким был в детстве. Хотя, чего греха таить, я и сейчас люблю поесть.
- Как известно, все народы любят вкусно поесть и считают свою еду самой вкусной.
- На седьмой день ей дали поесть немного дроблёной кукурузы в талой воде.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «поесть»
Значение слова «поесть»
ПОЕ́СТЬ, -е́м, -е́шь, -е́ст, -еди́м, -еди́те, -едя́т; прош. пое́л, -ла, -ло; повел. пое́шь; прич. страд. прош. пое́денный, -ден, -а, -о; сов., перех. 1. (что и чего) и без доп. Съесть некоторое количество чего-л. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ПОЕСТЬ
Афоризмы русских писателей со словом «поесть»
- Безумству храбрых поем мы песню!
- Безумству храбрых поем мы славу!
- Мы тайной бытия силком овладеваем.
Вопросы жуткие натуре задаем:
«Как пламя сделано?» — И пламя задуваем.
«Как песня сделана?» — И больше не поем…
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно