Неточные совпадения
Тем более что о Дукаче нельзя было сказать, что ему отплатится на
детях:
детей у него не было.
Бабку Керасиху, которая первая вынесла эту новость на улицу и клялась, что у
ребенка нет ни рожков, ни хвостика, оплевали и хотели побить, а
дитя все-таки осталось хорошенькое-прехорошенькое, и к
тому же еще удивительно смирное: дышало себе потихонечку, а кричать точно стыдилось.
Когда Агап в отрочестве осиротел и был взят в Дукачев дом, он был живой и даже шустрый
ребенок и представлял для дяди
ту выгоду, что знал грамоте.
А когда Агап заметил, что неужто
дитя целую неделю останется не крещено,
то будто сам поп — отец Яков прямо пророковал: что не неделю, а целый век ему оставаться некрещеным.
Дело стояло еще за
тем, что у Керасивны не было такой теплой и просторной шубы, чтобы везти
дитя до Перегуд, а день был очень студеный — настоящее «варварское время», но зато у Дукачихи была чудная шуба, крытая синею нанкою. Дукач ее достал и отдал без спроса жены Керасивне.
Того же самого мнения была и Дукачиха. Она горько оплакивала ужасное самочинство своего мужа, избравшего единственному, долгожданному
дитяти восприемницею заведомую ведьму.
Предчувствия говорили недоброе и самому Дукачу; как он ни был крепок, а все-таки был доступен суеверному страху и — трусил. В самом деле, с
того ли или не с
того сталося, а буря, угрожавшая теперь кумовьям и
ребенку, точно с цепи сорвалась как раз в
то время, когда они выезжали за околицу. Но еще досаднее было, что Дукачиха, которая весь свой век провела в раболепном безмолвии пород мужем, вдруг разомкнула свои молчаливые уста и заговорила...
Если таково было близ жилья, в затишье,
то что должно было происходить в открытой степи, в которой весь этот ужас должен был застать кумовьев и
ребенка? Если это так невыносимо взрослому человеку,
то много ли надо было, чтобы задушить этим
дитя?
— Подите хоть овцу убейте, — а
то недаром на вас могила зинула — умрете скоро. Да и дай бог: что уже нам таким, про которых все люди будут говорить, что мы свое
дитя видьми отдали.
Но… может быть,
дитя еще найдется, а он, чтобы не скучать, ночью подсидит и убьет зайца и
тем отведет от своей головы угрожающую ему могилу.
— Господи! за
то, что ты его спас и взял под свой крест, и я не забуду твоей ласки, я вскормлю
дитя — и отдам его тебе: пусть будет твоим слугою.
Напоминаю вам, что когда это
дитя было подано матери с груди Керасивны,
то Дукачиха «обрекла его богу».
Такие «оброки» водились в Малороссии относительно еше в весьма недавнюю пору и исполнялись точно — особенно, если сами «оброчные
дети»
тому не противились.
Впрочем, случаи противления если и бывали,
то не часто, вероятно потому — что «оброчные
дети» с самого измальства уже так и воспитывались, чтобы их дух и характер раскрывались в приспособительном настроении.
Достигая в таком направлении известного возраста,
дитя не только не противоречило родительскому «оброку», но даже само стремилось к выполнению оброка с
тем благоговейным чувством покорности, которая доступна только живой вере и любви.
Хлопца Дукачева Савку отдали учить грамоте к Пиднебссиому, а
тот, заметив, с одной стороны, быстрые способности
ребенка, а с другой, его горячую религиозность, очень его полюбил.
— Так, мени тяжко! — из чего все и заключили, что с
тех пор, как она поисправилась в своей жизни и больше не колдует, черт нашел в ее душе убранную хороминку и вернулся туда, приведя с собою еще несколько других «бисов», которые не любят
ребенка Савку.
Тут я очнулась и вспоминала, что хотела сказать, и
то самое сказала, что
дитя будто охрещено и что будто дано ему имя Савва.
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год,
то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как
дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на
то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Раз как-то случилось, забавляя
детей, выстроил будку из карт, да после
того всю почь снились проклятые.
Под берегом раскинуты // Шатры; старухи, лошади // С порожними телегами // Да
дети видны тут. // А дальше, где кончается // Отава подкошенная, // Народу
тьма! Там белые // Рубахи баб, да пестрые // Рубахи мужиков, // Да голоса, да звяканье // Проворных кос. «Бог на́ помочь!» // — Спасибо, молодцы!
Замолкла Тимофеевна. // Конечно, наши странники // Не пропустили случая // За здравье губернаторши // По чарке осушить. // И видя, что хозяюшка // Ко стогу приклонилася, // К ней подошли гуськом: // «Что ж дальше?» // — Сами знаете: // Ославили счастливицей, // Прозвали губернаторшей // Матрену с
той поры… // Что дальше? Домом правлю я, // Ращу
детей… На радость ли? // Вам тоже надо знать. // Пять сыновей! Крестьянские // Порядки нескончаемы, — // Уж взяли одного!
Его водили под руки //
То господа усатые, //
То молодые барыни, — // И так, со всею свитою, // С
детьми и приживалками, // С кормилкою и нянькою, // И с белыми собачками, // Все поле сенокосное // Помещик обошел.