— Вы меня не спрашиваете, в чем заключается мой план, заметьте, несомненный план приобретения громаднейшего состояния, и я знаю, почему вы меня о нем не спрашиваете: вы не спрашиваете не потому, чтоб он вас не интересовал, а потому, что вы знаете, что я вам его не скажу, то есть не скажу в той полноте, в которой бы мой верный план, изобретение человека, нуждающегося в двадцати пяти тысячах, сделался вашим планом, —
планом человека, обладающего всеми средствами, нужными для того, чтобы через полгода, не более как через полгода, владеть состоянием, которым можно удивить Европу.
Неточные совпадения
— Я знаю, и мне для меня от вас пока ничего не нужно. Но
план мой верен: вы знаете, что я служил в западном крае и, кажется, служил не дурно: я получал больше двух тысяч содержания, чего с меня, одинокого
человека, было, конечно, весьма довольно; ужиться я по моему характеру могу решительно со всяким начальством, каких бы воззрений и систем оно ни держалось.
— Мои
планы все тем и хороши, — сказал Горданов, — что все они просты и всегда удобоисполнимы. Но идем далее, для вас еще в моем предложении заключается та огромная выгода, что денег, которые вы мне заплатите за моего
человека, вы из вашей кассы не вынете, а, напротив, еще приобретете себе компаниона с деньгами же и с головой.
Павел Николаевич Горданов нимало не лгал ни себе, ни
людям, что он имел оригинальный и верный
план быстрого и громадного обогащения.
Глафира Васильевна знала, что Павел Николаевич
человек коварный и трус, но трус, который так дальновидно расчетлив, что обдумает все и пойдет на все, а ее
план был столько же прост, сколько отчаян.
Притом же около Ларисы стояли Синтянины, Форова, Подозеров, все эти
люди не могли благоприятствовать
планам Горданова.
Пока в маленьком городке
люди оживали из мертвых, женились и ссорились, то улаживая, то расстраивая свои маленькие делишки, другие герои нашего рассказа заняты были делами, если не более достойными, то более крупными. Париж деятельнейшим образом сносился с Петербургом об окончании
плана, в силу которого Бодростина должна была овдоветь, получить всю благоприобретенную часть мужнина состояния и наградить Горданова своею рукой и богатством.
Механика, устроенная Кишенским, шла прекрасно: Бодростин не успел оглянуться, как Казимира сделалась его потребностью: он у нее отдыхал от хлопот, она его смешила и тешила своею грациозною игривостью и остроумием, взятыми на память из Парижа; у нее собирались нужные Бодростину
люди, при посредстве которых старик одновременно раскидывал свои широкие коммерческие
планы и в то же время молодел душой и телом.
Михаил Андреевич расходовался сам на свои предприятия и платил расходы Казимиры, платил и расходы Кишенского по отыскиванию путей к осуществлению великого дела освещения городов удивительно дешевым способом, а Кишенский грел руки со счетов Казимиры и рвал куртажи с тех ловких
людей, которым предавал Бодростина, расхваливая в газетах и их самих, и их гениальные
планы, а между тем земля, полнящаяся слухами, стала этим временем доносить Кишенскому вести, что то там, то в другом месте, еще и еще проскальзывают то собственные векселя Бодростина, то бланкированные им векселя Казимиры.
Когда эти
люди слепо исполняли ее волю, она еще сносила свое положение, но когда тот или другой из ее пособников неосторожно давал чувствовать, что он проникает в ее
план и даже сам может ей его подсказывать, то ею овладевало чувство нестерпимой гадливости.
— А далее?.. А далее?.. Я не знаю, что далее… И она лежала, кусая себе губы, и досадливо вглядывалась в ту страшную духовную нищету свою, которая готовилаей после осуществления ее
плана обладать громадным вещественным богатством, и в эти минуты Глафира была
человек, более чем все ее партнеры. Она видела и мысленно измеряла глубину своего падения и слала горькие пени и проклятия тому, кто оторвал ее от дающих опору преданий и опрокинул пред ней все идеалы простого добра и простого счастия…
Человек подал то и другое. Горданов оделся, но вместо того, чтобы выйти, вдруг раздумал и переменил
план, сел к столу и написал: «Не знаю, кто нам изменил, но мы выданы и я арестован. Расчеты на бунт положительно не удались. Остается держаться одних подозрений на Висленева. Мою записку прошу возвратить».
Неточные совпадения
— Я
человек простой-с, — говорил он одним, — и не для того сюда приехал, чтоб издавать законы-с. Моя обязанность наблюсти, чтобы законы были в целости и не валялись по столам-с. Конечно, и у меня есть
план кампании, но этот
план таков: отдохнуть-с!
Левин, как свой
человек, должен был принимать участие в этих
планах.
Словом, все было хорошо, как не выдумать ни природе, ни искусству, но как бывает только тогда, когда они соединятся вместе, когда по нагроможденному, часто без толку, труду
человека пройдет окончательным резцом своим природа, облегчит тяжелые массы, уничтожит грубоощутительную правильность и нищенские прорехи, сквозь которые проглядывает нескрытый, нагой
план, и даст чудную теплоту всему, что создалось в хладе размеренной чистоты и опрятности.
Покуривая, он снова стал читать
план и нашел, что — нет, нельзя давать слишком много улик против Безбедова, но необходимо, чтоб он знал какие-то Маринины тайны, этим знанием и будет оправдано убийство Безбедова как свидетеля, способного указать
людей, которым Марина мешала жить.
— Признаю, дорогой мой, — поступил я сгоряча.
Человек я не деловой да и ‹с› тонкост‹ями› законов не знаком. Неожиданное наследство, знаете, а я
человек небогатый и — семейство! Семейство — обязывает…
План меня смутил. Теперь я понимаю, что
план — это еще… так сказать — гипотеза.