— Да ведь, Катерина Ильвовна! свет ты мой ясный! — заговорил он. — Ты сама посмотри, какое
наше с тобою дело. Ты вон как теперь замечаешь, что я задумчив нонче, а не рассудишь ты того, как мне и задумчивым не быть. У меня, может, все сердце мое в запеченной крови затонуло!
Неточные совпадения
— Слушай же, Сережа! я там, как другие прочие были, ничего этого не знаю, да и знать про это не хочу; ну а только как
ты меня на эту теперешнюю
нашу любовь сам улещал и сам знаешь, что сколько я пошла на нее своею охотою, сколько ж и твоей хитростью, так ежели
ты, Сережа, мне да изменишь, ежели меня да на кого да нибудь, на какую ни на есть иную променяешь, я
с тобою, друг мой сердечный, извини меня, — живая не расстанусь.
— Ну, уж я знаю, как я
тебя и купцом сделаю и жить
с тобой совсем как следует стану.
Ты только не печаль меня попусту, пока еще дело
наше не пришло до нас.
— Да, теперь ба точно безделицу пропустить ничего, — отзывался Сергей и, преследуя для Сонеткиной потехи Катерину Львовну, произнес: — Купчиха, а ну-ко по старой дружбе угости водочкой. Не скупись. Вспомни, моя разлюбезная,
нашу прежнюю любовь, как мы
с тобой, моя радость, погуливали, осенние долги ночи просиживали, твоих родных без попов и без дьяков на вечный спокой спроваживали.
— Эх, голубчик, чего ты убиваешься? Али наших сестер цыганок не ведаешь? Нрав наш таков, обычай. Коли завелась тоска-разлучница, отзывает душеньку во чужу-дальню сторонушку — где уж тут оставаться? Ты Машу свою помни — другой такой подруги тебе не найти — и я тебя не забуду, сокола моего; а жизнь
наша с тобой кончена!
Понимаешь ли ты, что подвергать какого-нибудь человека, — ну, хоть женщину, какому-нибудь из этих по —
нашему с тобою и по правде вздоров, — ну, какому-нибудь, все равно, понимаешь ли ты, что подвергать этому гадко, гнусно, бесчестно?
Неточные совпадения
А! вот: «Спешу между прочим уведомить
тебя, что приехал чиновник
с предписанием осмотреть всю губернию и особенно
наш уезд (значительно поднимает палец вверх).
Ой! ночка, ночка пьяная! // Не светлая, а звездная, // Не жаркая, а
с ласковым // Весенним ветерком! // И
нашим добрым молодцам //
Ты даром не прошла! // Сгрустнулось им по женушкам, // Оно и правда:
с женушкой // Теперь бы веселей! // Иван кричит: «Я спать хочу», // А Марьюшка: — И я
с тобой! — // Иван кричит: «Постель узка», // А Марьюшка: — Уляжемся! — // Иван кричит: «Ой, холодно», // А Марьюшка: — Угреемся! — // Как вспомнили ту песенку, // Без слова — согласилися // Ларец свой попытать.
— У нас забота есть. // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, //
С работой раздружила нас, // Отбила от еды. //
Ты дай нам слово крепкое // На
нашу речь мужицкую // Без смеху и без хитрости, // По правде и по разуму, // Как должно отвечать, // Тогда свою заботушку // Поведаем
тебе…
Ты дай нам слово верное // На
нашу речь мужицкую // Без смеху и без хитрости, // По совести, по разуму, // По правде отвечать, // Не то
с своей заботушкой // К другому мы пойдем…»
Пошли порядки старые! // Последышу-то
нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки. Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! // Бог весть
с чего накинется, // Бранит, корит;
с угрозою // Подступит —
ты молчи! // Увидит в поле пахаря // И за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на барина // Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, // Что уж давно не барская, // А
наша полоса!