Неточные совпадения
Вслед за сим она приказала
тому же Патрикею, отдохнув, немедленно ехать засвидетельствовать эту вольную и потом во что бы
то ни
стало, где он хочет, разыскать и привезти ей трубача, разделявшего с дедом опасность в его последнем бою. А сама взялась за хозяйство: она потребовала из конторы все счеты и отчеты и беспрестанно призывала старост и бурмистров — во все входила, обо всем осведомилась и всем показала, что у нее и в тяжкой горести недреманное око.
«Никак нет, ваше сыятелство, — он самый подлюга и есть: он меня пьяным напоил да хотел мне кипятком глаза выварить, чтобы вдвоем слепые петь
станем, так больше подавать будут. Один господь спас, что я на
ту пору проснулся, так и побил его».
И она у него, эта его рожа страшная, точно, сама зажила, только, припалившись еще немножечко, будто почернее
стала, но пить он не перестал, а только все осведомлялся, когда княгиня встанет, и как узнал, что бабинька велела на балкон в голубой гостиной двери отворить,
то он под этот день немножко вытрезвился и в печи мылся. А как княгиня сели на балконе в кресло, чтобы воздухом подышать, он прополз в большой сиреневый куст и оттуда, из самой середины, начал их, как перепел, кликать.
Но благоденствие сестер обратило на себя внимание других девиц, приходивших к Марье Николаевне с просьбой «поучить» их: явилось соперничество, и цены заработков сбились до
того, что Марья Николаевна, работая добросовестно, не находила возможным более конкурировать на фабрике; она
стала работать с сестрою «на город», но излишняя конкуренция вторглась и на этот рынок.
Средства бедной девушки
стали скудны и недостаточны для
того, чтобы поддерживать братьев, которые, переходя в высшие классы, требовали относительно больших расходов.
Марья Николаевна умела смотреть и вдаль, и во что бы
то ни
стало стремилась хотя одному своему брату открыть широкую дорогу.
Марья Николаевна, введя богослова с философом, сама
стала у порога, а
те сейчас же вышли на середину комнаты и начали пред бабушкой декламировать, сначала философ по-гречески, а потом богослов по-латыни.
Маленьким,
тем, бывало, что нужно малые дары, управитель дает, а к старшим с большими дарами или с средними Патрикей едет, и от других будто не брали, а от него всегда брали, потому что повадку такую имел, что внушал доверие: глядел в глаза верно и ласково, улыбался улыбкой исподтихонька, одними устами поведет и опять сведет; слушать
станет все это степенно, а в ответ молвит, так его слову никто не усомнится поверить.
Патрикей не
стал далее дослушивать, а обернул свою скрипку и смычок куском старой кисеи и с
той поры их уже не разворачивал; время, которое он прежде употреблял на игру на скрипке, теперь он простаивал у
того же окна, но только лишь смотрел на небо и старался вообразить себе
ту гармонию, на которую намекнул ему рыжий дворянин Дон-Кихот Рогожин.
Прошли годы институтского учения. Княгиня была не особенно радостна с
тех пор, как
стала говорить о поездке в Петербург за дочерью. Она терялась. Она не знала, перевозить ли ей дочь в деревню и здесь ее переламывать по-своему или уже лучше ей самой переехать в свой петербургский дом и выдать там княжну замуж за человека, воспитания к ней более подходящего.
Положим, у меня это случилось с девочкой, но
то ведь была девочка, там я могла еще уступить: девочка в свой род не идет, она вырастет, замуж выйдет и своему дому только соседкой
станет, а мальчики, сыновья…
Но его чрезвычайно удивило, что, прежде чем получилась эта пенсия, на него
стали в изобилии поступать уголовные иски за учиненные им
то одному,
то другому начальствующему лицу грубости и оскорбления!
Но это еще было не все,
то был сюрприз для глаз, а был еще сюрприз и для слуха. Рогожину
стало сдаваться, что невдалеке за его теменем что-то рокочет, как будто кто по одному месту ездит и подталкивает.
Однако все это весьма естественно кончилось
тем, что супруги к исходу своего медового месяца
стали изрядно скучать, и Дон-Кихот Рогожин велел Зинке запрячь своих одров в тарантас и поехал с женою в церковь к обедне. Тут он налетел на известный случай с Грайвороной, когда бедный трубач, потеряв рассудок, подошел к иконостасу и, отлепив от местной иконы свечу, начал при всех закуривать пред царскими вратами свою трубку.
— Аракчеева не сужу, но опасаюсь, что чрез это неблагодарностью родину клепать
станут, а чрез
то верных род ослабеет, а лицемерные искательства возвысятся. Хотелось бы хвалить
тех, кто, у престола стоя, правду говорить не разучился.
Дворянство через
то страдает, что прибыльщики да компанейщики не за заслуги в дворяне попадать
стали, а за прислужничество; старая же знать, мало честь соблюдая, с ними мешалась.
Позье бриллиантщик всем, кто к нему цугом приезжал, отказывал, потому что брали, да и не платили; а Иван Васильич, князь Одоевский, тайный советник был и вотчинной коллегии президент, а до
того замотался, что всех крестьян продал: крепостных музыкантов играть по дворам посылал и
тем жил, а потом и этих своих кормильцев продал да
стал с карточных столов деньги красть…
Граф
тем развлек тяжесть мыслей, что
стал выспрашивать губернатора насчет этого «бродяги с зеленым глазом», который так дерзко с ним обошелся. Что касается княгини,
то за нее граф еще не знал, как взяться. Он имел на нее планы, при которых вредить ей не было для него выгодно: довольно было дать ей почувствовать, что сила не на ее стороне, но это гораздо благонадежнее было сделать не здесь, где она вокруг обросла на родных пажитях, а там, в Петербурге, где за ней
стать будет некому.
Бабушке очень рано
стали приходить в голову мысли, что самое лучшее и для нее, и для княжны, и для молодых князьков было бы
то, если бы княжна Анастасия не оставалась долго в девушках.
Подозрение, что Кипренский хочет льстить суетности княжны, тревожило бабушку невыносимо: она хотела во что бы
то ни
стало видеть портрет прежде, чем он будет готов. Граф должен был уладить это дело. Кипренский сдался на усиленные просьбы, и княгиня была допущена в его мастерскую.
Бабушка поняла, что эти дамы, при участии которых подносится подарок, тоже здесь для ширм, для
того, чтобы всем этим многолюдством защититься от бабушкиной резкости. Княгине это даже
стало смешно, и бродившие у нее по лицу розовые пятна перестали двигаться и
стали на месте. Теперь она сходилась лицом к лицу с этой женщиной, которая нанесла ей такой нестерпимый удар.
Все время своих сборов она была очень растрогана, и чем ближе подходил день отъезда,
тем нервное ее состояние
становилось чувствительнее; но недаром говорят, истома хуже смерти: день отъезда пришел, и Ольга Федотовна встрепенулась.
Все способствует
тому, чтобы у путника на душе
становилось мирно и покойно.
— И не думайте, я не гожусь. Вы верите в возможность мира при сохранении
того, что не есть мир, а я не вижу, на чем может
стать этакий мир. Меч прошел даже матери в душу.
— Но как же вы теперь будете устроены? — спросила, удерживая в своих руках руку его, княгиня, — и она с замешательством
стала говорить о
том, что почла бы за счастье его успокоить у себя в деревне, но Червев это отклонил, ответив, что он «всегда устроен».
Она
стала бояться
тех, которые ее боялись, и Фотий начал являться ей во сне и стучать костылем.
Тетушке Клеопатре Львовне как-то раз посчастливилось сообщить брату Валерию, что это не всегда так было; что когда был жив папа,
то и мама с папою часто езжали к Якову Львовичу и его жена Софья Сергеевна приезжала к нам, и не одна, а с детьми, из которых уже два сына офицеры и одна дочь замужем, но с
тех пор, как папа умер, все это переменилось, и Яков Львович
стал посещать maman один, а она к нему ездила только в его городской дом, где он проводил довольно значительную часть своего времени, живучи здесь без семьи, которая жила частию в деревне, а еще более за границей.
По всему этому, отпуская семью в Европу «к мещанам», он сам стоически держался родного края, служа обществу. Он был сначала выбран дворянством в посредники полюбовного размежевания и прославился своею полезнейшею деятельностью. Люди, которые испокон века вели между собою мелкие и непримиримые вражды и при прежних посредниках выходили на межи только для
того, чтобы посчитаться при сторонних людях, застыдились дяди и
стали смолкать перед его энергическими словами...
Но со стороны старушки явилась неустойка: ей надоело томиться в тюрьме, и она
стала просить детей ее выкупить, —
те этому не вняли и прислали ей, вместо выкупа, калачей да икорки.
Эта просьба старушкою была подана прокурору на первой неделе великого поста, и о ней вдруг заговорили, как о событии, выходящем вон из ряда; а на сынков
стали покашиваться, но как раз целый год прошел, пока проходили разные процедуры и старушка из тюрьмы доказывала своим свободным детям, что у них еще есть деньги и что так как они не делились,
то она в этих деньгах имеет часть.