Неточные совпадения
Она
без науки знала
все, что ей нужно было знать, умела всякое дело поставить пред собой так, чтоб обнять его со
всех сторон и уразуметь ясным пониманием его смысл и значение.
Отпраздновав несколько дней дома и наладив
все, что
без нее в домашнем хозяйстве приходило в расстройство, Марья Николаевна опять отправлялась пешком за сто верст на свою фабрику, пока, наконец, в конце второго года явилась оттуда веселая и счастливая, с кульком основы, узоров и шерстей, и, поставив в светлом углу бедной горницы ткацкий стан, начала дома ткать ковры уже как опытная мастерица.
Ольга Федотовна ничего этого тогда не знала, да и к чему ей было знать что-нибудь в эти блаженные минуты. Неодолимые противоречия, в примирении которых лежала развязка этого романического случая, и
без того не замедлили подвергнуть сердце бедной девушки
всем испытаниям несчастной любви.
С тех пор, как излагал последние минуты князя и, позабыв в свечном ящике свою вольную, отыскивал трубача Грайворону, он так и остался attaché,
без всякого особого названия, но с полнейшим во
всем полномочием.
Глядя на
веши практически и просто, бабушка не отделяла нравственность от религии. Будучи сама религиозна, она человека
без религии считала ни во что.
Все люди
без исключения могли приходить к бабушке со всякими мелочами.
Это доверие впоследствии повлекло за собою для нее тяжелое огорчение, павшее на нее
без всякой ее вины, но по вине лица, которое нам с нею было очень близко и о котором мне тяжело будет вспоминать. Но это
все после.
Во
все время этого ожидания нуждающийся гость ходил к княгине обедать, и если он был ей по душе, то его приглашали к ней к вечернему чаю; а впрочем, он мог
без стеснения располагать собою, как ему угодно.
— Не
без причины же он на меня сердится: может быть, ему что-нибудь на меня наговорили или что-нибудь не так показалось, а может быть, я и впрямь чем виновата: что-нибудь грубо сказала, а он не стерпел. Что делать, мы
все нетерпеливы.
И ух как не любили и боялись мы этих извинений: она их точно тонкую нить выпрядала, и
все знавшие ее знали и то, что она делает это не
без умысла.
— Ни одной ночи, — говорит, — бедная, не спала:
все, бывало, ходила в белый зал гулять, куда, кроме как для балов, никто и не хаживал. Выйдет, бывало, туда таково страшно,
без свечи, и
все ходит, или сядет у окна, в которое с улицы фонарь светит, да на портрет Марии Феодоровны смотрит, а у самой из глаз слезы текут. — Надо полагать, что она до самых последних минут колебалась, но потом преданность ее взяла верх над сердцем, и она переломила себя и с той поры словно от княжны оторвалась.
Без шуток говорю: было живое предание, что они поднимались со
всем экипажем и пассажирами под облака и летели в вихре, пока наступало время пасть на землю, чтобы дать Дон-Кихоту случай защитить обиженного или самому спрятаться от суда и следствия.
— Опять тройка! понял? Или лучше молчи и слушай: ты сказал государь… это так, — голова, она должна уметь думать. Кормит
все — желудок. Этот желудок — народ, он кормит; а сердце кто? Сердце это просвещенный класс — это дворянин, вот кто сердце. Понимаешь ли ты, что
без просвещения быть нельзя! Теперь иди домой и
все это разбери, что тебе открыл настоящий дворянин, которого пополам перервать можно, а вывернуть нельзя. Брысь!.. Не позволю! В моем уме и в душе один бог волен.
Он ее очень любил и жить
без нее не мог… вот
все равно как я
без тебя.
По рассказам соображаем — это наш Дон-Кихот; там офицера на ярмарке проучил; там жадного попа прибил; тут злую помещицу в мешке в поле вывез —
все Дон-Кихот,
все он, наш сокол
без мяса.
Вся история, сколько помню, состояла в том, что где-то на дороге у какой-то дамы в карете сломалось дышло; мужики за это деревцо запросили двадцать рублей и
без того не выпускали барыню вон из деревни. Дон-Кихот попал на эту историю и сначала держал к мужикам внушительную речь, а потом, видя бессилие слов, вскочил в свой тарантас и закричал...
— Есть, — отвечала бабушка, — и я сама имею счастие многих знать с духом и с благородным сердцем, но только
все они вроссыпь приходят… Склейки нет,
без призвания к делу наша дворянская сила в пустоцвет идет, а заботливые люди чудаками кажутся. Вон у меня человека видите… вон тот, что у окна с предводителем стоит разговаривает… Рогожин, бедный дворянин, весьма замечательный.
Между тем
все эти последние истории продолжали быть обдержаниями или напастями невольными: так, прощальный обед, которым княгиня отвлекла почти
всех дворян от обеда, данного в пустой зале собрания графу, вовсе не был ею рассчитан на какую-нибудь обиду, а совпал с этим обстоятельством совершенно случайно, или уже после того действительно нет на свете никаких случаев, а есть на
все только одна неисповедимая воля,
без которой не падает ни волос с головы, ни воробей с кровли.
Подрумяненный, в пышной куафюре, Кипренский распоряжался
всем не
без аффектации, и многие сановные и важные лица в лентах и звездах искали у него чести попасть на эти смотрины.
Но, любя во
всем основательность, княгиня не уважала мечтательных утопий и не могла оставлять
без возражений легкомысленности, с какою многие тогда судили об устройстве общества под влиянием взглядов, вычитанных из нескольких иностранных книжек. Она, когда доводилось, слушала их, но неохотно, и обыкновенно спешила ставить вопрос на практическую почву.
— Мой згад, — говорила она, — нам прежде
всего надо себя поочистить, умы просветить знанием, а сердца смягчать милосердием: надо народ освободить от ран и поношения; иначе он будет не с вами, а вы
без него
все, что трости ветром колеблемые, к земле падете.
— Какая густая толпа людей и с громкими именами, и
все без громких дел, и еще слава богу, что их поодаль от дел держат. Окромя как по гостиным эполетами трясти да шпорами звякать, ни к чему не способны… За неволю чужих возьмешь, когда свои к ставцу лицом сесть не умеют!
Нет, вы умный человек, граф, вы меня видите, и вы должны меня понять: он умер для
всех, кто про него позабыл, но я минуты
без него не жила, и мне… он жив, и я ему отдала
всю жизнь мою и ему же отдам и мой смертный вздох.
Впрочем, благодаря своей важно-комической фигурке, дядя, князь Яков никогда не был
без кличек; при
всем почтении, которое он умел себе заслужить в зрелые годы, он и в этом своем возрасте назывался «князь Кис-меквик», кличкою, составленною из трех английских слов: Kiss me quick, [Поцелуй меня скорей (англ.)] которые имели в приложении к дядюшке свое особенное, несколько роковое для него значение.
Уважение к человеческому достоинству
всех и каждого в нем было развито до того, что он никогда не позволял слуге снять с себя сапога; такая услуга его конфузила, и
все, что он мог сделать
без помощи другого, он так и делал.
По мнению Ольги Федотовны, бабушка не любила семинаристов за то, что, ходя с отцами в праздники по приходу, они ловят кур и вообще очень обижают крестьян, собирая с них
без милосердия
все, что взять можно. Но бабушка знала, разумеется, что и из семинаристов бывают исключения, и при этом ей опять представлялся Сперанский… Он очень занимал ее.
Словцо это не осталось
без ответа: Сперанский в своем ответе благодарил
всех, кто его добром помнит, и, распространясь слегка о воспитании, жалел, что у нас в России хорошо воспитать юношу большая трудность.
Он и это свое горе снес мужественно,
без слез и
без жалоб, но только после этого уже не захотел оставаться на своем месте в училище, а забрал свои толстые книги, из которых, по словам Патрикея, «
все из одной в другую списывал», и ушел из города.
Она не верила слышанной отговорке и мысленно искала настоящей причины, для чего граф, сыграв с ней вчерашнюю шутку, не приехал к ней ранее
всех утром, чтобы объясниться
без свидетелей, а, напротив, оттянул свидание?
— Ты не церемонься со мною: я
без него обойдусь, а он французик услужливый и ничем не обижается, да и притом он еще, кажется, из портных, — так и починку какую нужно дорогою сделает… Право, бери его: я им обоим и денег от себя на дорогу дам, а ты при нем с Ольгою
все так и будешь, как будто бы между своих.
«Против кого же я пойду? против родной дочери, против зятя? Нет; это не то: за свою вину я отдам крестьянам
все свое, чего их добро стоило… У меня после этого ничего своего не останется, но это полгоря, —
без денег легче жить, чем
без чести… Авось сыновья в угле и в куске хлеба мне не откажут… А если и они, если и их мне подменят?»
Просидев около часа с глаза на глаз с Червевым, она стала сама резюмировать в своем уме его положения и начертала такую схему: характер в высшей мере благородный и сильный; воля непреклонная; доброта
без границ; славолюбия — никакого, бессребреник полный, терпелив, скромен и проникнут богопочтением, но бог его «не в рукотворном храме», а
все земные престолы, начальства и власти — это для него совсем не существует.
Его свеча догорала тихо и одиноко, может быть и она немножко коптила, потому что на ней собралось немало нагара; но все-таки он досидел при ней до своей поздней ночи и видел
все без очков и довольно ясно.
— И не знай, батюшка, лучше: это не мужское дело, как баба одевается; ей здесь новый самовар подадут, а мы с тобой пока пройдемся, я тебе хозяйство покажу: я тут
без вас много кой-что построила. Скоро будем делиться; вам
все надо видеть.
Не в похвальбу нам, русским, надо сознаться, что у нас ее вообще мало: чуть у нас что вкупе не заладится, мы не станем подкреплять лады, а скорее
все в стороны —
без злобы,
без ненависти, но в стороны.
Тетушке Клеопатре Львовне как-то раз посчастливилось сообщить брату Валерию, что это не всегда так было; что когда был жив папа, то и мама с папою часто езжали к Якову Львовичу и его жена Софья Сергеевна приезжала к нам, и не одна, а с детьми, из которых уже два сына офицеры и одна дочь замужем, но с тех пор, как папа умер,
все это переменилось, и Яков Львович стал посещать maman один, а она к нему ездила только в его городской дом, где он проводил довольно значительную часть своего времени, живучи здесь
без семьи, которая жила частию в деревне, а еще более за границей.
В маленьком Закхее было нечто такое, что защищало его от всякого покушения сделать ему грубость: люди, приходившие с ним в соприкосновение, чувствовали, что его не достанешь, потому что они стоят на земле, между тем как он взлез на дерево, и это высокое, крепкое и сеннолиственное дерево есть беспристрастнейшая правда, во имя которой он режет
всем без лицезрения: «это неблагородно, невеликодушно», и сам поднимается на ней
все выше и выше, как гений на облаке.
Во-первых, она находила, что она
без сравнения его умнее и — что главнее
всего — светее.
Держась строго своей системы невмешательства в это
без сомнения больное для него дело, дядя, однако, был сильно встревожен, заметив, что образовательная сторона его детей ограничивается почти исключительно обучением их знанию языков, которое велось чрезвычайно основательно, но затем
все прочее оставляло в пробеле.