Неточные совпадения
Главный строитель из англичан, Яков Яковлевич, тот, бывало, даже с бумажкой под окном стоять приходил и все норовил, чтобы на ноту наше гласование замечать, и потом, бывало, ходит по работам, а сам все про себя в нашем роде гудет: «Бо-господь и явися нам», но только все это у
него, разумеется, выходило на другой штыль, потому что этого пения, расположенного по крюкам, новою западною нотою в совершенстве уловить невозможно.
А какой там «физик» мог понимать Марой:
он о науке никакого и понятия не имел, а произвел просто как
его господь умудрил.
Настоящий степенный старовер, разумеется, всегда подобной суеты чуждается и от общения с чиновниками бежит, ибо от
них мы, кроме досаждения, ничего не видели, но Пимен рад суете, и у
него на том берегу в городе завелось самое изобильное знакомство: и торговцы, и
господа, до которых
ему по артельным делам бывали касательства, все
его знали и почитали
его за первого у нас человека.
Мы этому случаю, разумеется, посмеивались, а
он страсть как был охоч с
господами чаи пить да велеречить: те
его нашим старшиною величают, а
он только улыбается да по нутру свою бороду расстилает.
— Смеют ли же
они, государыня, у меня плохо молиться, когда я приказываю, — заспокоил ее Пимен, — я
их голодом запощу, пока не вымолят, — взял деньги да и был таков, а
барину в ту же ночь желанное
его супругою назначение сделано.
Пришли
они и суют этому
барину сразу десять тысяч рублей.
Барин подумал, подумал: хотя
он и большим лицом себя почитал, а, видно, и у больших лиц сердце не камень, взял двадцать пять тысяч, а
им дал свою печать, которою печатовал, и сам лег спать. Жидки, разумеется, ночью все, что надо было, из своих склепов повытаскали и опять
их тою же самою печатью запечатали, и
барин еще спит, а
они уже у
него в передней горгочат. Ну,
он их впустил;
они благодарят и говорят...
Господину бы этому, разумеется, отдать деньги, да и дело с концом, а
он еще покапризничал, потому что жаль расстаться.
А жидки грозят: «Если нынче, — говорят, — пятьдесят тысяч не дадите, завтра еще двадцатью пятью тысячами больше будет стоить!»
Барин всю ночь не спал, а к утру опять шлет за жидами, и все
им деньги, которые с
них взял, назад
им отдал, и еще на двадцать пять тысяч вексель написал, и прошел кое-как с ревизией; ничего, разумеется, не нашел, да поскорее назад, да к жене, и пред нею и рвет и мечет: где двадцать пять тысяч взять, чтоб у жидов вексель выкупить?
Теперь же вы извольте вспомнить, что когда мы с Михайлицей на крыльце разговаривали, в горнице находился на молитве дед Марой, и
господа чиновники со сбирою своей там
его застали.
А когда
он зрит пред собою изображенную небесную славу, то
он помышляет вышний проспект жизненности и понимает, как надо этой цели достигать, потому что тут
оно все просто и вразумительно: вымоли человек первее всего душе своей дар страха божия, она сейчас и пойдет облегченная со ступени на ступень, с каждым шагом усвояя себе преизбытки вышних даров, и в те поры человеку и деньги и вся слава земная при молитве кажутся не иначе как мерзость пред
господом.
Здесь я должен вам,
господа, признаться в великой своей низости: так я оробел, что покинул больного Левонтия на том месте, где
он лежал, да сам белки проворнее на дерево вскочил, вынул сабельку и сижу на суку да гляжу, что будет, а зубами, как пуганый волк, так и ляскаю…
Рассудил я так потому, что кто же в здравом уме небесного царства может отрицаться и молить, дабы послал
его господь на мучение демонам?
— Ангел тих, ангел кроток, во что
ему повелит
господь,
он в то и одеется; что
ему укажет, то
он сотворит. Вот ангел!
Он в душе человечьей живет, суемудрием запечатлен, но любовь сокрушит печать…
И с тем, вижу,
он удаляется от меня, а я отвратить глаз от
него не могу и, преодолеть себя будучи не в состоянии, пал и вслед
ему в землю поклонился, а поднимаю лицо и вижу,
его уже нет, или за древа зашел, или…
господь знает куда делся.
— Это пустяки! Разве персты мои могут мне на что-нибудь позволять или не позволять? Я
им господин, а
они мне слуги и мне повинуются.
Господа, довольно я пред вами в своем рассказе открыто себя малодушником признавал, как в то время, когда покойного отрока Левонтия на земле бросил, а сам на древо вскочил, но ей-право, говорю вам, что я бы тут не испугался весла и от дяди Луки бы не отступил, но… угодно вам — верьте, не угодно — нет, а только в это мгновение не успел я имя Левонтия вспомнить, как промежду
им и мною во тьме обрисовался отрок Левонтий и рукой погрозил.
Но мы против таковых доводов не спорим: всяк как верит, так и да судит, а для нас все равно, какими путями
господь человека взыщет и из какого сосуда напоит, лишь бы взыскал и жажду единодушия
его с отечеством утолил.