Болезнь у него была весьма серьезная и сложная,
средств для лечения не было почти никаких; други и приятели все его оставили, и он лежал одинешенек, поддерживаемый единственною заботливостию той же его служанки, простой московской крестьянской женщины Прасковьи, да бескорыстным участием вступившегося в его спасение ныне весьма известного в Петербурге доктора Вениамина Тарковского (в ту пору еще молодого медика).
Неточные совпадения
— Неужели
для вас все еще не ясно, что террор —
лечение застарелой болезни домашними
средствами? Нам нужны вожди, люди высокой культуры духа, а не деревенские знахари…
Есть болезни затяжные, против которых мы не имеем действительных
средств, — напр., коклюш; врач, которого в первый раз пригласят в семью
для лечения коклюша, может быть уверен, что в эту семью его никогда уж больше не позовут: нужно громадное, испытанное доверие к врачу или полное понимание дела, чтобы примириться с ролью врача в этом случае — следить за гигиеничностью обстановки и принимать меры против появляющихся осложнений.
Тщеславие есть первое, самое грубое
средство против животной похоти. Но потом надо лечиться от лекарства.
Лечение одно: жить
для души.
Власть есть богоустановленное
средство для внешней борьбы с внутренним злом, паллиативное и симптоматическое его
лечение.
Никакие успокоительные
средства не действовали. В бреду больной путал лица — имена Маргариты и Лидии не покидали его уст. Врачи боялись за неизлечимое психическое расстройство. Внимательное
лечение все-таки достигало цели — пароксизмы стали реже, больной спокойнее. Заставить отдать расстраивающий его портрет сделалось целью лечивших его докторов. Придумать
для этого
средства они не могли.