Смотритель махнул солдату, державшему под рукою завернутого в тряпку ребенка. Солдат сейчас по этому знаку вышел за дверь с своей ношей. Настя выпустила смотрительскую полу и, как бешеная кошка, бросилась к двери; но ее удержали три
оставшиеся солдата и неизвестно для чего завели ей назад руки.
Рассыпанные меж кустов и по полю стрелки стали сбираться вокруг барабанщика, и Зарядьев, несмотря на сильный неприятельский огонь, командуя как на ученье, свернул человек четыреста
оставшихся солдат в небольшую колонну.
Неточные совпадения
Вот они — кто с редкой бородкой в заплатанном кафтане и лаптях, такой же, как
оставшийся дома в Казанской или Рязанской губернии родитель, кто с седой бородой, с согнутой спиной, с большой палкой, такой же, как отцов отец — дед, кто молодой малый в сапогах и красной рубахе, такой же, каким год назад был он сам, тот
солдат, который должен теперь стрелять в него.
Что может удержать от разрыва тоненькую пленку, застилающую глаза людей, такую тоненькую, что ее как будто нет совсем? Вдруг — они поймут? Вдруг всею своею грозною массой мужчин, женщин и детей они двинутся вперед, молча, без крика, сотрут
солдат, зальют их по уши своею кровью, вырвут из земли проклятый крест и руками
оставшихся в живых высоко над теменем земли поднимут свободного Иисуса! Осанна! Осанна!
Скажу только, что крестьяне-воины при первом пушечном выстреле разбежались; но баронесса Зегевольд и оба Траутфеттера с несколькими десятками лифляндских офицеров, помещиков и студентов и едва ли с тысячью
солдат, привлеченных к последнему
оставшемуся знамени, все сделали, что могли только честь, мужество, искусство и, прибавить надо, любовь двух братьев-соперников.
Надо ли говорить, что товарищи убитого
солдата, свидетели этой предательской сцены, докончили несколькими штыками умирающего начальника банды и не давали панам пардона. Ценные вещи на них, деньги и заводские лошади достались большею частью казакам, экипажи разрешетены пулями. Съестное,
оставшееся после роскошной трапезы довудцев, съедено, вина выпиты на память усопших.
— Иди, спасай Луизу, пока еще время, — кричал Густав своему брату, сплачивая у главного входа в замок крепкую ограду из
оставшихся при нем
солдат. — Спасай свою невесту.