Неточные совпадения
Пономарь черновского собора Вознесенский отрешен за крайнюю нетрезвость. Благочинный Устюженского уезда, священник Алексей Владимирский, за нетрезвость и оскорбление помещика, отрешен от должности благочинного и послан в Моденский
монастырь, а потом опять
на прежнее
место. Счел ли обиженный помещик это достаточным возмездием за свою обиду — не видно. Но во всяком случае ясно, что
монастырь здесь заменяет тюрьму, — что совсем с учреждением
монастырей несогласно, да никак и не отвечает их назначению.
Священник В. Быстров, за служение молебнов иногда в нетрезвом виде, за отказы в требоисправлениях и нетрезвость, — в Клопский
монастырь, а потом опять
на место.
Священник Александровский, за нетрезвость, — в Кириллов
монастырь, а потом обратно
на место.
Дьячок Н. Косинский за то, что, несмотря
на присужденное наказание и сделанную милость (отсрочку наказания), вновь предался нетрезвости и учинил в церкви во время богослужения бесчиние, — в
монастырь, а потом —
на прежнее
место.
Но есть впереди нечто еще более невероятное: этот же церковный дебошир после пребывания в
монастыре возвращается «
на прежнее
место»…
Дьячок Усердов, за нетрезвость, многократные оскорбления священника, сопровождавшиеся грубою бранью, — в
монастырь и
на прежнее
место — конечно, опять при том же самом священнике. Иначе, конечно, нельзя думать, так как сместить священника было бы еще высшею несообразностию. Но не угодно ли кому-нибудь представить себе, каково было потом положение этого оскорбленного священника, которого опять свели вместе с его обидчиком — дьячком… Кому, для чего и в каких целях это могло казаться необходимым и наилучшим?
Но продолжаем наши сухие выписки: иеродиакон Кирилловского
монастыря Савватий, за нетрезвость и бесчинство, произведенное в церкви во время богослужения, — запрещен до раскаяния и послан в другой
монастырь. Дьячок Литовский, за нетрезвость, в каковой иногда присутствовал при богослужении, — в
монастырь и
на прежнее
место. Псаломщик Бальзаминов, за крайнюю нетрезвость и неприличное ведение себя в храме, «сопровождавшееся прекращением богослужения», — в
монастырь и
на другое
место (1876 год).
Диакон Виктор Орлов, за нарушение долга подчиненности, порядка и благочиния «принародно» в храме, во время литургии, и за насильственное держание у себя церковных документов, — в причетники, впредь до раскаяния. Пономарь Светлов, за распространение ложных слухов, обман и по подозрению в похищении документов, — в
монастырь с переходом
на другое
место.
Продолжаем, однако, выписки: священник Новоденский, за нетрезвость, буйство и драку, — в
монастырь и снова
на свое
место.
Но вот опять сряду же с этой пьянственной мелкотою выступает человек крупных способностей — человек, не уступающий, может быть, разбивателю икон отцу Троицкому, — это дьячок Геннадий Егротов; он послан в
монастырь, с правом перехода
на другое
место, за пьянство, за которое уже и прежде судился, а также за произнесение угрозы произвести поджог, за разбитие стекол и рам в доме крестьянки Силиной, за непристойную брань и обиду действием…
Неточные совпадения
— Вот какая новость: я поступаю
на хорошее
место, в
монастырь, в школу, буду там девочек шитью учить. И квартиру мне там дадут, при школе. Значит — прощай! Мужчинам туда нельзя ходить.
От города до
монастыря было не более версты с небольшим. Алеша спешно пошел по пустынной в этот час дороге. Почти уже стала ночь, в тридцати шагах трудно уже было различать предметы.
На половине дороги приходился перекресток.
На перекрестке, под уединенною ракитой, завиделась какая-то фигура. Только что Алеша вступил
на перекресток, как фигура сорвалась с
места, бросилась
на него и неистовым голосом прокричала:
Но старшие и опытнейшие из братии стояли
на своем, рассуждая, что «кто искренно вошел в эти стены, чтобы спастись, для тех все эти послушания и подвиги окажутся несомненно спасительными и принесут им великую пользу; кто же, напротив, тяготится и ропщет, тот все равно как бы и не инок и напрасно только пришел в
монастырь, такому
место в миру.
Алеша, выслушав приказание отца, которое тот выкрикнул ему из коляски, уезжая из
монастыря, оставался некоторое время
на месте в большом недоумении.
Когда он вышел за ограду скита, чтобы поспеть в
монастырь к началу обеда у игумена (конечно, чтобы только прислужить за столом), у него вдруг больно сжалось сердце, и он остановился
на месте: пред ним как бы снова прозвучали слова старца, предрекавшего столь близкую кончину свою.