Путешествуя далее до ночлега, он останавливался уже у всякой корчмы и все пил «чвертку красненькой», причем несколько раз снова начинал нам объяснять, как он умен и предусмотрителен в
том отношении, что дал зарок богу не пить простой белой водки, а насчет «цветной или красненькой ничего касающего не обещал». Это его так утешило и придавало ему такую отвагу, что он даже утверждал, что бог с него «никакой правы не имеет взыскивать насчет того, о чем у них договора не было».
Неточные совпадения
Я не имел более ни времени, ни случая наблюдать
отношения моих родителей, потому что отец мой скоропостижно умер на другой день после описанной мною сцены. С этого и началась
та катастрофа, о которой я сказал в конце предыдущей главы.
А труды эти были еще не все исчислены: у нее еще был supplément [Дополнение (франц.).] моего дня, который она оставляла pour la bonne bouche. [На закуску (франц.).] Supplément этот заключался в
том, что в восьмом часу к нам будет ежедневно заходить дочь моего профессора Ивана Ивановича, молодая девушка Хариточка, о которой maman отозвалась с необыкновенною теплотою, как о прелестнейшем во всех
отношениях создании.
Однако безмерное материнское милосердие смилостивилось надо мною, — и матушка, не предлагая мне никакого нового вопроса о корреспонденциях, заметила только, что переписка — очень важная вещь, и притом вещь очень полезная, ибо ею поддерживаются
отношения с людьми и, кроме
того, она лучше всего способствует к приобретению навыка к хорошему изложению своих мыслей.
Первые звуки разговора, которые долетели до меня от этой пары, были какие-то неясные слова, перемешанные не
то с насмешкою, не
то с укоризной. Слова эти принадлежали Сержу, который в чем-то укорял Христю и в
то же время сам над нею смеялся. Он, как мне показалось, держал по
отношению к ней тон несколько покровительственный, но в
то же время не совсем уверенный и смелый: он укорял ее как будто для
того, чтобы не вспылить и не выдать своей душевной тревоги.
Между
тем они были друзьями — и это меня чрезвычайно удивляло, так как я имел совсем иное понятие о взаимном
отношении дружественных между собою людей.
Совсем не
то установилось в
отношениях Альтанского ко мне и в
отношениях моей матери к Христе.
Отношения maman и Христи являли другую картину; по моим замечаниям, maman не без некоторой горечи видела мое исключительное пристрастие к Альтанскому, но нежно любила его дочь. Однако, как они ни были друг к другу нежны, казалось, что между ними нет
той тесноты духовного единения, какая образовалась у нас с Иваном Ивановичем. Чтобы характеризовать их
отношения, я могу сказать, что матушка любила Христю, а
та ее… тоже любила, но гораздо менее, чем уважала.
Но
тем не менее я жил все-таки
тем же порядком и не умел стать в лучшие
отношения к maman.
— К
тому же, — добавила она, — если бы ты теперь был более со мною, а менее с Иваном Ивановичем,
то помимо
того, что я не могу принести для твоего развития
той пользы; какую приносит он, но мы с тобою поступили бы неблагодарно по
отношению к такому достойному старику, как Альтанский, и огорчили бы его.
Та откровенность, которую я мог заметить у нее в
отношении к maman в первые дни моего приезда, была коротким, временным явлением, вызванным роковым значением тогдашней критической минуты, — но и
то это была не откровенность, а совсем другое.
Не знаю, было ли у них какое-нибудь объяснение, но я застал между ними полнейшую bonne intelligence, [Хорошее взаимопонимание (франц.).] хотя мой глаз, или, вернее сказать, мое чувство, приученное уже во всем видеть недостаток гармонии, открывало мне и здесь что-то не
то, что бы мне хотелось видеть в их взаимных
отношениях.
С
того вечера, как я отдал Сержу ее записку, она почти совсем не появлялась в нашем доме, но старик Альтанский ходил к нам по-прежнему, и в нем вообще не было заметно ни малейшей перемены ни в каком
отношении: он был так же спокоен, так же, как и прежде, шутил и так же занимался со мною классиками и математикой.
Но происшествие это было важно в
том отношении, что если прежде у Грустилова еще были кое-какие сомнения насчет предстоящего ему образа действия, то с этой минуты они совершенно исчезли. Вечером того же дня он назначил Парамошу инспектором глуповских училищ, а другому юродивому, Яшеньке, предоставил кафедру философии, которую нарочно для него создал в уездном училище. Сам же усердно принялся за сочинение трактата:"О восхищениях благочестивой души".
С следующего дня, наблюдая неизвестного своего друга, Кити заметила, что М-llе Варенька и с Левиным и его женщиной находится уже в
тех отношениях, как и с другими своими protégés. Она подходила к ним, разговаривала, служила переводчицей для женщины, не умевшей говорить ни на одном иностранном языке.
Неточные совпадения
Человек он был чувствительный, и когда говорил о взаимных
отношениях двух полов,
то краснел.
А в душе Алексея Александровича, несмотря на полное теперь, как ему казалось, презрительное равнодушие к жене, оставалось в
отношении к ней одно чувство — нежелание
того, чтоб она беспрепятственно могла соединиться с Вронским, чтобы преступление ее было для нее выгодно.
Не говоря уже о
том, что Кити интересовали наблюдения над
отношениями этой девушки к г-же Шталь и к другим незнакомым ей лицам, Кити, как это часто бывает, испытывала необъяснимую симпатию к этой М-llе Вареньке и чувствовала, по встречающимся взглядам, что и она нравится.
Для
того же, чтобы теоретически разъяснить всё дело и окончить сочинение, которое, сообразно мечтаниям Левина, должно было не только произвести переворот в политической экономии, но совершенно уничтожить эту науку и положить начало новой науке — об
отношениях народа к земле, нужно было только съездить за границу и изучить на месте всё, что там было сделано в этом направлении и найти убедительные доказательства, что всё
то, что там сделано, — не
то, что нужно.
Он, столь мужественный человек, в
отношении ее не только никогда не противоречил, но не имел своей воли и был, казалось, только занят
тем, как предупредить ее желания.