Неточные совпадения
— Ax! — восклицал он, осклабляясь и простирая руки в том направлении, где была «Пьяная балка». Восхваляя это место, он в
восторге своем называл его не местом, а местилищем, и говорил, что «там идет постоянно шум, грохот, и что там кто ни проезжает — сейчас начинает пить, и стоят под горой мужики и купцы и всё водку носят, а потом часто бьются, так что даже за версту бывает слышен
стон, точно в сражении. А когда между собою надоест драться, то кордонщиков бьют и даже нередко убивают».
Всего безобразия этой «Пьяной балки» я решительно, не могу описать: это одно бы составило ужаснейшую картину отвратительнейшего жанра. Везде стояли и бродили омерзительно пьяные мужики, торчали опрокинутые возы, раздавались хриплые голоса; довелось нам даже слышать и те
стоны, которые в
восторге описывал Кирилл, учинившийся здесь пьяным как стелька.
Неточные совпадения
Она поэту подарила // Младых
восторгов первый сон, // И мысль об ней одушевила // Его цевницы первый
стон. // Простите, игры золотые! // Он рощи полюбил густые, // Уединенье, тишину, // И ночь, и звезды, и луну, // Луну, небесную лампаду, // Которой посвящали мы // Прогулки средь вечерней тьмы, // И слезы, тайных мук отраду… // Но нынче видим только в ней // Замену тусклых фонарей.
Но это был именно только
восторг, слепой и внезапный, а отнюдь не торжество чувства государственности. Это было хмельное упоение славой побед, громом оружия,
стонами побежденных, — упоение, к которому, сверх того, в значительной доле примешивалось и ожидание добычи, в виде пяти миллиардов.
Но, полно думою преступной, // Тамары сердце недоступно //
Восторгам чистым. Перед ней // Весь мир одет угрюмой тенью; // И всё ей в нем предлог мученью — // И утра луч и мрак ночей. // Бывало только ночи сонной // Прохлада землю обоймет, // Перед божественной иконой // Она в безумьи упадет // И плачет; и в ночном молчанье // Ее тяжелое рыданье // Тревожит путника вниманье; // И мыслит он: «То горный дух // Прикованный в пещере
стонет!» // И чуткий напрягая слух, // Коня измученного гонит…
Каждый
стон ее раздирал его душу; каждый промежуток молчания обливал его ужасом….. вдруг он услышал слабый крик ребенка, и, не имея силы удержать своего
восторга, бросился в комнату графини — черный младенец лежал на постеле в ее ногах.
Кончивши с Тетясею любовные наши
восторги, я приступил притворяться больным. Батенька слепо дались в обман. При них я, лежа под шубами,
стонал и охал; а чуть они уйдут, так я и вскочил, и ем, и пью, что мне вздумается. С Тетясею амурюсь, маменька от радости хохочут, сестры — они уже знали о плане нашем — припевают нам свадебные песни. Одни только батенька не видели ничего и, приходя проведывать меня, только что сопели от гнева, видя, что им не удается притеснить меня.