Неточные совпадения
Ну да, я сам
знал, что сделал ужасный и непростительный поступок и достоин за то всякой кары, а потому и
не возражал и
не обижался дружеским выговором, тем более что все это была такая
мелочь в сравнении с любовью, которою я пламенел к его прекрасной и доброй сестре, которая (это очень большой секрет) сама ангажировала меня на мазурку.
Я, может быть, дурно делаю, вдаваясь во все
мелочи нашего первого путешествия, но, во-первых, все это мне чрезвычайно мило, как одно из самых светлых моих юношеских воспоминаний, а во-вторых, пока я делал это путешествие, оно, кажется,
не знаю почему, делало грунт для образования моего характера, развитие которого связано с историею бедствий и злоключений моей последующей жизни.
Принесенный им к нам отчет был так полон, что мы
знали всё, начиная от
мелочей столового меню до путешествия Пенькновского под стол, что случилось с ним будто бы в жару танцев и
не по его, конечно, воле, а потому что он разлетелся, и у него лопнула штрипка, и он упал.
Неточные совпадения
—
Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его //
Не слезы — кровь течет! //
Не знаю,
не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По
мелочам ушла!
— Да! —
знаешь, кого я встретила? Марину. Она тоже вдова, давно уже. Ах, Клим, какая она! Огромная, красивая и… торгует церковной утварью! Впрочем — это
мелочь. Она — удивительна! Торговля — это ширма. Я
не могу рассказать тебе о ней всего, — наш поезд идет в двенадцать тридцать две.
— Я
не знаю, может быть, это верно, что Русь просыпается, но о твоих учениках ты, Петр, говоришь смешно. Так дядя Хрисанф рассказывал о рыбной ловле: крупная рыба у него всегда срывалась с крючка, а домой он приносил костистую
мелочь, которую нельзя есть.
«Ночью писать, — думал Обломов, — когда же спать-то? А поди тысяч пять в год заработает! Это хлеб! Да писать-то все, тратить мысль, душу свою на
мелочи, менять убеждения, торговать умом и воображением, насиловать свою натуру, волноваться, кипеть, гореть,
не знать покоя и все куда-то двигаться… И все писать, все писать, как колесо, как машина: пиши завтра, послезавтра; праздник придет, лето настанет — а он все пиши? Когда же остановиться и отдохнуть? Несчастный!»
Начал гаснуть я над писаньем бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми
не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню, пустоту, глядя на дружбу, поддерживаемую сходками без цели, без симпатии; гаснул и губил силы с Миной: платил ей больше половины своего дохода и воображал, что люблю ее; гаснул в унылом и ленивом хождении по Невскому проспекту, среди енотовых шуб и бобровых воротников, — на вечерах, в приемные дни, где оказывали мне радушие как сносному жениху; гаснул и тратил по
мелочи жизнь и ум, переезжая из города на дачу, с дачи в Гороховую, определяя весну привозом устриц и омаров, осень и зиму — положенными днями, лето — гуляньями и всю жизнь — ленивой и покойной дремотой, как другие…