(Комната в доме Марьи Дмитревны, матери Владимира; зеленые обои. Столик и кресла. У окна Аннушка,
старая служанка, шьет что-то. Слышен шум ветра и дождя.)
— Как, это вы? — вскричал Митя, разглядев в темноте старушонку. Это была та самая
старая служанка, которая прислуживала Кузьме Самсонову и которую слишком заметил вчера Митя.
Это была особа старенькая, маленькая, желтенькая, вострорылая, сморщенная, с характером самым неуживчивым и до того несносным, что, несмотря на свои золотые руки, она не находила себе места нигде и попала в слуги бездомовного Ахиллы, которому она могла сколько ей угодно трещать и чекотать, ибо он не замечал ни этого треска, ни чекота и самое крайнее раздражение своей
старой служанки в решительные минуты прекращал только громовым: «Эсперанса, провались!» После таких слов Эсперанса обыкновенно исчезала, ибо знала, что иначе Ахилла схватит ее на руки, посадит на крышу своей хаты и оставит там, не снимая, от зари до зари.
Хотя князь, как мы видели, тотчас же прекратил этот разговор, но слова
старой служанки запали в его голову. В эту неделю своего невольного затворничества в Луговом он часто возвращался к воспоминанию об этих словах.
Неточные совпадения
Служанок у нее было две, одна очень
старая кухарка, еще из родительского семейства ее, больная и почти оглохшая, и внучка ее, молоденькая, бойкая девушка лет двадцати, Грушенькина горничная.
Это была
старая, испытанная и преданная
служанка, но самая своенравная ворчунья из всех
служанок в мире, с настойчивым и упрямым характером.
Неужели
служанки заменили ему меня?» — спрашивала она себя мысленно, хотя это казалось ей совершенно невозможным, потому что в услужении у нее были те же дне крепостные рабыни: горничная Агаша и кухарка Семеновна, до того
старые и безобразные, что на них взглянуть даже было гадко.
Несчастная красавица открыла глаза и, не видя уже никого около своей постели, подозвала
служанку и послала ее за карлицею. Но в ту же минуту круглая,
старая крошка как шарик подкатилась к ее кровати. Ласточка (так называлась карлица) во всю прыть коротеньких ножек, вслед за Гаврилою Афанасьевичем и Ибрагимом, пустилась вверх по лестнице и притаилась за дверью, не изменяя любопытству, сродному прекрасному полу. Наташа, увидя ее, выслала
служанку, и карлица села у кровати на скамеечку.
Служанка моя — деревенская баба,
старая, злая от глупости, и от нее к тому же всегда скверно пахнет.