У волка есть берлога, и гнездо у птицы —
Есть у жида пристанище;
И я имел одно — могилу!..
Чудовище! зачем ты отнял у меня
Могилу!.. все старанья ваши — зло!
Спасти от смерти человека для того,
Чтоб сделать зло! — безумцы;
Прочь!.. пусть течет свободно
кровь моя,
Пусть веселит… о! жалко! нет монаха здесь!..
Одни евреи бедные — что нужды?
Они всё люди же — а кровь
Приятна людям! — прочь!
Они! так точно!.. ближе подъезжают;
Вот и мои спасители бегут… сраженье!
Железо о железо бьется и стучит
Безвредно… искры сыплются кругом.
Так в споре двух глупцов хоть много шуму,
Да толку нет… как
кровь моя кипит
В полузасохшем сердце!.. ну...
Неточные совпадения
Вон! вон скорей из дома
моего,
Чтоб никогда ни сам, ни дочь
мояТебя близ этих мест не увидали.
Но если ж ты замыслишь потихоньку
Видаться с нею, то клянусь Мадритом,
Клянусь портретами отцов
моих,
Заплотишь
кровью мне.
Мне снилось, что приходит человек,
Обрызганный весь
кровью, говоря,
Что он
мой брат… но я не испугалась
И стала омывать потоки
кровиИ увидала рану против сердца
Глубокую… и он сказал мне:
«Смотри! я брат твой»… но клянуся,
В тот миг он был мне больше брата...
Ты горячишься, это увеличит
Твое страданье с болью ран твоих;
Не хочешь ли чего-нибудь?.. усни…
Вот
мой отец придет: он приготовил
Постель твою; всю ночь я просижу
Вблизи тебя… чего ни пожелаешь ты,
Мы всё достанем, только будь спокоен;
Иль
кровь опять начнет течи из ран.
Кто б отгадал, что этот человек,
Недавно спасший
моего отца,
Сегодня будет здесь, у нас, облитый
Своею неповинной
кровью,
Измученный, едва не мертвый?
Послушай: я твои лечила раны,
Моя рука была в
крови твоей,
Я над тобой сидела ночи, я старалась
Всем, чем могла, смягчить ту злую боль;
Старалась, как раба, чтоб даже
Малейший стук тебя не потревожил…
Послушай, я за все
мои старанья
Прошу одной, одной награды…
Она тебе не стоит ничего;
Исполни ж эту малую награду!
Останься здесь еще неделю…
Возможно ли? —
мой сын… я чувствовал,
Что
кровь его —
моя… я чувствовал,
Что он родной
мой… о Израиль!
Ну! всё кончено! Напрасно
Желал я
крови не пролить. Прощай,
Мой друг...
О боже!
Итак, ты хочешь, чтоб я был убийца!
Но я горжусь такою жертвой…
кровь ее —
Моя! она другого не обрызжет.
Безумец! как искать в том сожаленья,
О ком сам бог уж не жалеет!
Час бил! час бил! — последний способ
Удастся, — или
кровь! — нет, я судьбе
Не уступлю… хотя бы демон удивился
Тому, чего я не могу не сделать.
Так ты!.. О, если б я имел довольно силы,
Чтоб растерзать тебя! ты, похититель,
Убийца… и с такой холодностью!
Принес сюда… о, милое созданье!
Дочь! дочь
моя! И
кровь ее течет…
И я!..
Чего ты ждешь? ступай хоть в ад,
Но прочь от глаз
моих, убийца!
Кровь ее,
Пока ты здесь, течи не перестанет…
О, если бы не слаб я был… прочь, демон,
Прочь, прочь от дочери
моей!
Она! она сама! // Ах! голова горит, вся
кровь моя в волненьи. // Явилась! нет ее! неу́жели в виденьи? // Не впрямь ли я сошел с ума? // К необычайности я точно приготовлен; // Но не виденье тут, свиданья час условлен. // К чему обманывать себя мне самого? // Звала Молчалина, вот комната его.
— В-вывезли в лес, раздели догола, привязали руки, ноги к березе, близко от муравьиной кучи, вымазали все тело патокой, сели сами-то, все трое — муж да хозяин с зятем, насупротив, водочку пьют, табачок покуривают, издеваются над моей наготой, ох, изверги! А меня осы, пчелки жалят, муравьи, мухи щекотят,
кровь мою пьют, слезы пьют. Муравьи-то — вы подумайте! — ведь они и в ноздри и везде ползут, а я и ноги крепко-то зажать не могу, привязаны ноги так, что не сожмешь, — вот ведь что!
И неужели он не ломался, а и в самом деле не в состоянии был догадаться, что мне не дворянство версиловское нужно было, что не рождения моего я не могу ему простить, а что мне самого Версилова всю жизнь надо было, всего человека, отца, и что эта мысль вошла уже в
кровь мою?
Неточные совпадения
Да хоть бы он принц
крови был,
моя дочь ни в ком не нуждается!
Наконец мы расстались; я долго следил за нею взором, пока ее шляпка не скрылась за кустарниками и скалами. Сердце
мое болезненно сжалось, как после первого расставания. О, как я обрадовался этому чувству! Уж не молодость ли с своими благотворными бурями хочет вернуться ко мне опять, или это только ее прощальный взгляд, последний подарок — на память?.. А смешно подумать, что на вид я еще мальчик: лицо хотя бледно, но еще свежо; члены гибки и стройны; густые кудри вьются, глаза горят,
кровь кипит…
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать;
кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем
моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Сердце
мое облилось
кровью; пополз я по густой траве вдоль по оврагу, — смотрю: лес кончился, несколько казаков выезжает из него на поляну, и вот выскакивает прямо к ним
мой Карагёз: все кинулись за ним с криком; долго, долго они за ним гонялись, особенно один раза два чуть-чуть не накинул ему на шею аркана; я задрожал, опустил глаза и начал молиться.
— Это лошадь отца
моего, — сказала Бэла, схватив меня за руку; она дрожала, как лист, и глаза ее сверкали. «Ага! — подумал я, — и в тебе, душенька, не молчит разбойничья
кровь!»