Семен Иванович был один, Алексей Александрович, впустив его в подъезд, остался дожидаться на улице возвращения овечки из
стада козлов, как он выразился на своем своеобразном языке.
Неточные совпадения
Налево, откуда выскочил
козел, кусты тихо шевелились; там притаилось маленькое
стадо диких коз, которые не смели следовать за
козлом.
— Это что, толпа — баранье
стадо. Куда
козел, туда и она. Куда хочешь повернешь. А вот на Сухаревке попробуй! Мужику в одиночку втолкуй, какому-нибудь коблу лесному, а еще труднее — кулугуру степному, да заставь его в лавку зайти, да уговори его ненужное купить. Это, брат, не с толпой под Девичьим, а в сто раз потруднее! А у меня за тридцать лет на Сухаревке никто мимо лавки не прошел. А ты — толпа. Толпу… зимой купаться уговорю!
С быстротой метеора мелькнуло мимо нас
стадо… Грянули выстрелы почти залпом, а потом еще четыре из наших винчестеров поодиночке, чтобы добить двух подранков. Остальные исчезли за углом скалы быстрее выстрелов магазинки. Охота была великолепная: четыре красавца
козла лежали на камнях. Пятый, раненный, должно быть, слетел в пропасть и исчез из глаз в густом кустарнике на страшной глубине… Доставать его — и думать нечего.
Тревога обывателей была приятна ему, она словно грела его изнутри, насыщая сердце бодростью. Он внимательно рассматривал озабоченные лица и ясно видел, что все эти солидные люди — беспомощны, как
стадо овец, потерявшее козла-вожатого.
У старухи были корова и
козел. Корова и
козел вместе ходили в
стадо. Корова все ворочалась, когда ее доили. Старуха вынесла хлеба с солью, дала корове и приговаривала: «Да стой же, матушка; на, на; еще вынесу, только стой смирно».