Цитаты со словом «спивать»
Во всякой книге предисловие
есть первая и вместе с тем последняя вещь; оно или служит объяснением цели сочинения, или оправданием и ответом на критики.
Вы мне опять скажете, что человек не может
быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина?
Ему просто
было весело рисовать современного человека, каким он его понимает и, к его и вашему несчастью, слишком часто встречал.
Будет и того, что болезнь указана, а как ее излечить — это уж Бог знает!
Я ехал на перекладных из Тифлиса. Вся поклажа моей тележки состояла из одного небольшого чемодана, который до половины
был набит путевыми записками о Грузии. Большая часть из них, к счастию для вас, потеряна, а чемодан с остальными вещами, к счастию для меня, остался цел.
Подъехав к подошве Койшаурской горы, мы остановились возле духана. [Духан — харчевня, трактир, мелочная лавка.] Тут толпилось шумно десятка два грузин и горцев; поблизости караван верблюдов остановился для ночлега. Я должен
был нанять быков, чтоб втащить мою тележку на эту проклятую гору, потому что была уже осень и гололедица, — а эта гора имеет около двух верст длины.
За моею тележкою четверка быков тащила другую как ни в чем не бывало, несмотря на то что она
была доверху накладена.
На нем
был офицерский сюртук без эполет и черкесская мохнатая шапка.
— Да, я уж здесь служил при Алексее Петровиче, [Ермолове. (Прим. М. Ю. Лермонтова)] — отвечал он, приосанившись. — Когда он приехал на Линию, я
был подпоручиком, — прибавил он, — и при нем получил два чина за дела против горцев.
Кругом
было тихо, так тихо, что по жужжанию комара можно было следить за его полетом.
По обеим сторонам дороги торчали голые, черные камни; кой-где из-под снега выглядывали кустарники, но ни один сухой листок не шевелился, и весело
было слышать среди этого мертвого сна природы фырканье усталой почтовой тройки и неровное побрякивание русского колокольчика.
— Завтра
будет славная погода! — сказал я. Штабс-капитан не отвечал ни слова и указал мне пальцем на высокую гору, поднимавшуюся прямо против нас.
— Нам придется здесь ночевать, — сказал он с досадою, — в такую метель через горы не переедешь. Что?
были ль обвалы на Крестовой? — спросил он извозчика.
— Не
было, господин, — отвечал осетин-извозчик, — а висит много, много.
За неимением комнаты для проезжающих на станции, нам отвели ночлег в дымной сакле. Я пригласил своего спутника
выпить вместе стакан чая, ибо со мной был чугунный чайник — единственная отрада моя в путешествиях по Кавказу.
Сакля
была прилеплена одним боком к скале; три скользкие, мокрые ступени вели к ее двери.
Тут открылась картина довольно занимательная: широкая сакля, которой крыша опиралась на два закопченные столба,
была полна народа.
Нечего
было делать, мы приютились у огня, закурили трубки, и скоро чайник зашипел приветливо.
— А вы долго
были в Чечне?
Между тем чай
поспел; я вытащил из чемодана два походных стаканчика, налил и поставил один перед ним.
А поболтать
было бы о чем: кругом народ дикий, любопытный; каждый день опасность, случаи бывают чудные, и тут поневоле пожалеешь о том, что у нас так мало записывают.
— Не хотите ли подбавить рому? — сказал я своему собеседнику. — У меня
есть белый из Тифлиса; теперь холодно.
— Нет-с, благодарствуйте, не
пью.
— Да так. Я дал себе заклятье. Когда я
был еще подпоручиком, раз, знаете, мы подгуляли между собой, а ночью сделалась тревога; вот мы и вышли перед фрунт навеселе, да уж и досталось нам, как Алексей Петрович узнал: не дай господи, как он рассердился! чуть-чуть не отдал под суд. Оно и точно: другой раз целый год живешь, никого не видишь, да как тут еще водка — пропадший человек!
— Да вот хоть черкесы, — продолжал он, — как напьются бузы на свадьбе или на похоронах, так и пошла рубка. Я раз насилу ноги унес, а еще у мирнова князя
был в гостях.
Раз, осенью, пришел транспорт с провиантом; в транспорте
был офицер, молодой человек лет двадцати пяти.
Он
был такой тоненький, беленький, на нем мундир был такой новенький, что я тотчас догадался, что он на Кавказе у нас недавно.
Вам
будет немножко скучно… ну, да мы с вами будем жить по-приятельски.
Славный
был малый, смею вас уверить; только немножко странен.
Да-с, с большими странностями, и, должно
быть, богатый человек: сколько у него было разных дорогих вещиц!..
— Да с год. Ну да уж зато памятен мне этот год; наделал он мне хлопот, не тем
будь помянут! Ведь есть, право, этакие люди, у которых на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи!
А уж какой
был головорез, проворный на что хочешь: шапку ли поднять на всем скаку, из ружья ли стрелять.
Одно
было в нем нехорошо: ужасно падок был на деньги.
«Эй, Азамат, не сносить тебе головы, — говорил я ему, — яман [плохо (тюрк.).]
будет твоя башка!»
Раз приезжает сам старый князь звать нас на свадьбу: он отдавал старшую дочь замуж, а мы
были с ним кунаки: так нельзя же, знаете, отказаться, хоть он и татарин. Отправились. В ауле множество собак встретило нас громким лаем. Женщины, увидя нас, прятались; те, которых мы могли рассмотреть в лицо, были далеко не красавицы. «Я имел гораздо лучшее мнение о черкешенках», — сказал мне Григорий Александрович. «Погодите!» — отвечал я, усмехаясь. У меня было свое на уме.
Сначала мулла прочитает им что-то из Корана; потом дарят молодых и всех их родственников,
едят, пьют бузу; потом начинается джигитовка, и всегда один какой-нибудь оборвыш, засаленный, на скверной хромой лошаденке, ломается, паясничает, смешит честную компанию; потом, когда смеркнется, в кунацкой начинается, по-нашему сказать, бал.
Девки и молодые ребята становятся в две шеренги, одна против другой, хлопают в ладоши и
поют.
И точно, она
была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали к вам в душу.
Он, знаете,
был не то, чтоб мирной, не то, чтоб немирной.
Подозрений на него
было много, хоть он ни в какой шалости не был замечен.
Говорили про него, что он любит таскаться за Кубань с абреками, и, правду сказать, рожа у него
была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий…
А уж ловок-то, ловок-то
был, как бес!
В этот вечер Казбич
был угрюмее, чем когда-нибудь, и я заметил, что у него под бешметом надета кольчуга. «Недаром на нем эта кольчуга, — подумал я, — уж он, верно, что-нибудь замышляет».
Мне вздумалось завернуть под навес, где стояли наши лошади, посмотреть,
есть ли у них корм, и притом осторожность никогда не мешает: у меня же была лошадь славная, и уж не один кабардинец на нее умильно поглядывал, приговаривая: «Якши тхе, чек якши!» [Хороша, очень хороша! (тюрк.)]
Пробираюсь вдоль забора и вдруг слышу голоса; один голос я тотчас узнал: это
был повеса Азамат, сын нашего хозяина; другой говорил реже и тише. «О чем они тут толкуют? — подумал я. — Уж не о моей ли лошадке?» Вот присел я у забора и стал прислушиваться, стараясь не пропустить ни одного слова. Иногда шум песен и говор голосов, вылетая из сакли, заглушали любопытный для меня разговор.
— Славная у тебя лошадь! — говорил Азамат. — Если бы я
был хозяин в доме и имел табун в триста кобыл, то отдал бы половину за твоего скакуна, Казбич!
— Да, — отвечал Казбич после некоторого молчания, — в целой Кабарде не найдешь такой. Раз — это
было за Тереком — я ездил с абреками отбивать русские табуны; нам не посчастливилось, и мы рассыпались кто куда.
За мной неслись четыре казака; уж я слышал за собою крик гяуров, и передо мною
был густой лес.
Лучше
было бы мне его бросить у опушки и скрыться в лесу пешком, да жаль было с ним расстаться, — и пророк вознаградил меня.
Вдруг, что ж ты думаешь, Азамат? во мраке слышу, бегает по берегу оврага конь, фыркает, ржет и бьет копытами о землю; я узнал голос моего Карагёза; это
был он, мой товарищ!..
Цитаты из русской классики со словом «спивать»
Синонимы к слову «спивать»
Дополнительно