Неточные совпадения
День уже вечерел; черные
тучи собрались со всех сторон и повисли над храмом; бушевал ветер, и оторванный
лист железа на кровле, стоная, раздирал душу.
Мертвая осенняя природа; тяжелые, подобно оледенелым валам,
тучи, едва движущиеся с севера; песчаная степь, сердито всчесанная непогодами; по ней редкие ели, недоростки и уроды из царства растений; временем необозримые, седые воды Чудского озера, бьющиеся непрерывно с однообразным стоном о мертвые берега свои, как узник о решетку своей темницы; иссохший
лист, хрустящий под ногами путника нашего, — все вторило состоянию души Владимира.
…Время от времени за лесом подымался пронзительный вой ветра; он рвался с каким-то свирепым отчаянием по замирающим полям, гудел в глубоких колеях проселка, подымал целые
тучи листьев и сучьев, носил и крутил их в воздухе вместе с попадавшимися навстречу галками и, взметнувшись наконец яростным, шипящим вихрем, ударял в тощую грудь осинника… И мужик прерывал тогда работу. Он опускал топор и обращался к мальчику, сидевшему на осине:
Неточные совпадения
Не описываю и мыслей, подымавшихся в голове, как
туча сухих
листьев осенью, после налетевшего вихря; право, что-то было на это похожее, и, признаюсь, я чувствовал, что по временам мне начинает изменять рассудок.
Черная
туча совсем надвинулась, и стали видны уже не зарницы, а молнии, освещавшие весь двор и разрушающийся дом с отломанными крыльцами, и гром послышался уже над головой. Все птицы притихли, но зато зашелестили
листья, и ветер добежал до крыльца, на котором сидел Нехлюдов, шевеля его волосами. Долетела одна капля, другая, забарабанило по лопухам, железу крыши, и ярко вспыхнул весь воздух; всё затихло, и не успел Нехлюдов сосчитать три, как страшно треснуло что-то над самой головой и раскатилось по небу.
Серенькие
тучи покрывали небо; холодный ветер дул с пожатых полей, унося красные и желтые
листья со встречных деревьев.
Вот задрожала осиновая роща;
листья становятся какого-то бело-мутного цвета, ярко выдающегося на лиловом фоне
тучи, шумят и вертятся; макушки больших берез начинают раскачиваться, и пучки сухой травы летят через дорогу.
Потом — в руках у меня командная трубка, и лет — в ледяной, последней тоске — сквозь
тучи — в ледяную, звездно-солнечную ночь. Минуты, часы. И очевидно, во мне все время лихорадочно, полным ходом — мне же самому неслышный логический мотор. Потому что вдруг в какой-то точке синего пространства: мой письменный стол, над ним — жаберные щеки Ю, забытый
лист моих записей. И мне ясно: никто, кроме нее, — мне все ясно…