Неточные совпадения
Его пронимала дрожь ужаса и скорби. Он, против воли, группировал фигуры, давал положение тому, другому, себе добавлял, чего недоставало, исключал, что портило
общий вид картины. И в то же время сам ужасался процесса своей беспощадной фантазии, хватался рукой за сердце, чтоб унять боль, согреть леденеющую от ужаса кровь, скрыть муку, которая готова была страшным воплем исторгнуться у него из груди при каждом ее болезненном
стоне.
Головлевский дом погружен в тьму; только в кабинете у барина, да еще в дальней боковушке, у Евпраксеюшки, мерцает свет. На Иудушкиной половине царствует тишина, прерываемая щелканьем на счетах да шуршаньем карандаша, которым Порфирий Владимирыч делает на бумаге цифирные выкладки. И вдруг, среди
общего безмолвия, в кабинет врывается отдаленный, но раздирающий
стон. Иудушка вздрагивает; губы его моментально трясутся; карандаш делает неподлежащий штрих.
Толпа загалдела. На ходока посыпались упреки и ругательства, но он только моргал глазами и отмахивался бессильным жестом рук. К этой артели присоединились другие, и в воздухе поднялся какой-то
стон от взрыва
общего негодования. Тут же толклись чердынцы, кунгуряки, соликамцы и тоже галдели и ругались, размахивая руками.
И жаждавшие примирения раздвоились: одни не верят науке, не хотят ею заняться, не хотят обследовать, почему она так говорит, не хотят идти ее трудным путем; «наболевшие души наши, — говорят они, — требуют утешений, а наука на горячие, просьбы о хлебе подает камни, на вопль и
стон растерзанного сердца, на его плач, молящий об участии, — предлагает холодный разум и
общие формулы; в логической неприступности своей она равно не удовлетворяет ни практических людей, ни мистиков.
Прошло минут двадцать. За перегородкой усилились глухие сдержанные
стоны… Мы начинали уже бояться какого-нибудь болезненного припадка, но в это время, к
общему облегчению, вошел Тимоха и сказал как-то просто и решительно: