— По… поми… лосердуйте, господин барон фон…
господин полковник… господин цейгмейстер!.. — произносил жалобно Фриц. — Уф! я задыхаюсь… отнимите немного вашу ручку… я ничем не виноват, вы видели сами: я прислуживал вам же. Отпустите душу на покаяние.
Князь Вадбольский. В этих высокоблагородиях да высокородиях черт ногу переломит. Иной бы и сказал: высокий такой-то, а сердце наперекор твердит — низкородный и даже уродный. Ой, ой, вы немцы! все любите чинами титуловаться. По-нашему: братец! оно как-то и чище и короче. Послушайте же меня,
господин полковник фон Верден: для вас эта гистория будет любопытна. Ведь вы под Эррастфером не были?
— В таком случае,
господин полковник, — сказал он, почтительно склонив голову, — не благоугодно ли будет вам обязать, по крайней мере, господина Ченцова подпискою, чтобы он выехал из имения Катерины Петровны.
Неточные совпадения
— Позор и срам! — отвечал
полковник. — Одного боишься, — это встречаться с Русскими за границей. Этот высокий
господин побранился с доктором, наговорил ему дерзости за то, что тот его не так лечит, и замахнулся палкой. Срам просто!
— Этот, Павел Иванович, — сказал Селифан, оборотясь с козел, — должен быть
барин,
полковник Кошкарев.
И действительно, в два часа пополудни пожаловал к нему один барон Р.,
полковник, военный,
господин лет сорока, немецкого происхождения, высокий, сухой и с виду очень сильный физически человек, тоже рыжеватый, как и Бьоринг, и немного только плешивый.
Представительный
господин с бакенбардами,
полковник, купец и другие держали руки с сложенными перстами так, как этого требовал священник, как будто с особенным удовольствием, очень определенно и высоко, другие как будто неохотно и неопределенно.
Господин, на которого указал
полковник, промолчал и понурил голову, побагровев в лице… Урок был хорош. Вот и делай после подлости…